Saturday, June 28, 2014

1 В.В.Ченцов Трагические судьбы

B.B. ЧЕНЦОВ
ТРАГИЧЕСКИЕ СУДЬБЫ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕПРЕССИИ ПРОТИВ НЕМЕЦКОГО НАСЕЛЕНИЯ УКРАИНЫ в 1920-Е - 1930-Е годы
МОСКВА «ГОТИКА» 1998














УДК      39
ББК      63.3 (2Рос)я2
Ченцов В.В. Трагические судьбы. Политические репрессии против немецкого населения Украины в 1920—1930-е годы. — М.: Готика, 1998. - 208 с.
В монографии автор на основе, главным образом, документов ЧК—ГПУ—НКВД попытался раскрыть, как отразились политические репрессии 20-30-х годов на судьбах немецкого населения, проживавшего в Украине. Книга рассчитана на студентов, преподавателей, историков, всех, кто интересуется историей советского общества.
Рекомендована к изданию Ученым советом Днепропетровского государственного университета.
Рецензенты:
доктор А. Айсфельд (Іеттингенский институт германских и восточноевропейских исследований, ФРГ), доктор исторических наук, профессор А.Г. Болебрух (Днепропетровский государственный университет, Украина),
доктор исторических наук, профессор В.В. Иваненко (Днепропетровский государственный университет, Украина)
Публикация осуществлена при содействии Министерства внутренних дел Германии
Der Göttinger Arbeitskreis: Veröffentlichung Nr. 481
Публикация Іеттингенского исследовательского центра № 481
© B.B. Ченцов, 1998 




ISBN 5-7834-0027-0 




© Оформление. Издательство «Готика», 1998

ВВЕДЕНИЕ
"дной из актуальных проблем, стоящих перед исторической наукой постсоветских государств, является необходимость глубокого и всестороннего исследования истоков, сущности и последствий репрессивной политики тоталитарного режима в СССР Практически нет ни одной нации или народности Советского Союза, не ощутивших на себе тяжесть беззакония сталинизма. История распорядилась так, что и для немцев Украины 20-30-е годы XX столетия были связаны со многими трагическими страницами.
Совершенно очевидно, что жизнь немцев советской Украины определялась не только политическими репрессиями. Были свершения и завоевания в области экономики, культурной сфере.
Однако для того, чтобы извлечь уроки из прошлого, необходим критический взгляд на исторический процесс. Без осмысления негативного опыта невозможно объективно оценить ошибки, ведущие к трагедиям.
Полагая, что очернению истории способствуют замалчивание и искажение реальных фактов, автор построил работу в основном на архивных источниках, ранее хранившихся в специальных фондах и недоступных исследователям.
Наряду с документами коммунистической партии, различных государственных ведомств, к ним принадлежат и материалы советских органов безопасности: Чрезвычайной комиссии,
5

Государственного политического управления, Народного комиссариата внутренних дел.
Проанализированы источники, содержащиеся в Государственном архиве Службы безопасности Украины, Центральном государственном архиве общественных объединений Украины, Центральном государственном архиве органов власти и управления Украины, ряде областных государственных архивов Украины, а также материалы Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации.
Большинство документов впервые вводятся в научный оборот. Источники обладают большими информационными возможностями благодаря тому, что спецслужбы выполняли задачи информационного обеспечения партийных и государственных структур всех уровней. В функции ЧК—ГПУ—НКВД входил контроль за разными сферами общественной жизни: экономикой, политикой, идеологией, культурой, религией, а также выявление и наказание противников режима. Это привело к сосредоточению в архивах ведомства разноплановых сведений.
Уникальность материалов заключается в концентрации в них информации, собранной официальным и негласными путями. В документах накапливались сведения, которые больше не отложились нигде: о реагировании различных слоев населения на те или иные события, о подлинном отношении людей к власть предержащим и осуществляемой ими политике.
Сопоставление документов органов безопасности с материалами партийных и советских инстанций, организаций и ведомств способствует критическому подходу к оценке информации, дает возможность составить общее представление о том, насколько она полна, надежна и достоверна.
Исследуемый комплекс документов имеет репрезентативный характер, т. к. представляет собой целую серию однородно-массовых источников, равномерно отражающих различные стороны процесса в его многообразии и непрерывности. Составленные по единым правилам, предусмотренным законодательными и ведомственными нормами, материалы воссоздают типичную картину процессов, происходивших в разных административных единицах Украины.
Автор попытался на основе, главным образом, документов ЧК—ГПУ—НКВД раскрыть, как отразился сталинский геноцид
б

20-30-х годов на судьбах немецкого населения, проживавшего в Украине.
Безусловно, концептуально данный вопрос нельзя рассматривать в отрыве от политики всеохватывающего террора по отношению к людям различных национальностей. В то же время, в данной работе акцентируется внимание на особенностях репрессивной политики именно против немцев.
Данная проблематика затрагивалась исследователями в контексте освещения двух общих тем истории Украины 20-30-х годов: «Политические репрессии» и «Национальные меньшинства»1.
Целенаправленному изучению рассматриваемой в монографии проблемы посвятили свои работы Б.В. Чирко, М.И. Пан-чук, Л.П. Полевой, ГИ. Калиничева, А.И. Кудряченко2.
Понимание основных закономерностей проведения репрессий против немецкого населения СССР дают исследования зарубежных историков3. В последнее время увидели свет документальные издания, в которых опубликованы материалы, в т. ч. и о репрессиях по отношению к немецкому населению Советского Союза4.
Обращение к теме вызвано не только необходимостью теоретического анализа проявлений тоталитаризма по отношению к людям различной национальной, конфессиональной принадлежности и т. п. Немаловажно представить правдивую информацию заинтересованным лицам: невинно пострадавшим, их родственникам, знакомым, близким.
Работа состоит из двух частей. В первой, монографической, прослеживаются наиболее характерные черты осуществления репрессивной политики против немцев в периоды нэпа и коллективизации, показан механизм истребления значительной части немецкого населения Украины в 30-е годы.
Вторая часть представляет документы из архивных судеб-но-следственных дел на необоснованно репрессированных граждан. Анкеты, ордера, постановления на арест и обыск, обвинительные заключения и приговоры судебных и внесудебных инстанций, материалы реабилитации вместе с фотографиями, письмами, конфискованными сочинениями заключенных воссоздают картину беззакония сталинской эпохи.
Автор выражает признательность доктору А. Айсфельду, профессору, доктору Д. Брандесу, профессору, доктору исторических
7

наук Л.П. Белковец, профессору, доктору исторических наук АА. Герману, профессору, доктору исторических наук В.В. Иваненко, председателю Международного союза немецкой культуры ЕЕ Мартенсу, председателю Международной ассоциации исследователей истории и культуры российских немцев, доценту, кандидату исторических наук И.Е Плеве, заслуженному работнику культуры Украины Ю.З. Данилюку, генерал-лейтенанту В.Н. Сло-боденюку, полковнику Н.И. Малею — всем, кто помогал в работе над рукописью, в поисках необходимых материалов, давал конструктивные советы, содействовал выходу в свет монографии.
8

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ПРОТИВОРЕЧИВЫЕ 20-Е
9

>£МЄЦКИЄ колонии появились в Украине в конце XVIII-го столетия. К началу XX века колонисты проживали на всей территории Украины, но основная их масса осела в южных губерниях; наиболее заселенными были Александровский, Бердянский, Мелитопольский округа Екатеринославской губернии; Николаевский, Одесский, Херсонский — Одесской губернии.
Правительство Российской империи долгое время предоставляло немецким колонистам определенные привилегии, что в сочетании с традиционной культурой ведения земледелия способствовало созданию экономически сильных хозяйств. Зажиточных крестьян среди немецких колонистов было более 80%.
Первая мировая и гражданская войны подорвали экономику немецких колоний. Царское правительство, рассматривая немцев как потенциальных союзников воюющей Германии, постепенно лишило колонистов льгот, избирательных прав, переселяло их в восточные районы Российской империи. Сотрудничество немцев Украины с австро-немецкими оккупационными войсками в годы гражданской войны привело к обострению отношений с представителями других национальностей. Политика «военного коммунизма», выражавшаяся в беспрерывных продразверстках, конфискациях, репрессивных акциях, формировала у немецкого населения негативное отношение к власти Советов.
10

После окончания гражданской войны немецкие колонии Украины находились в тяжелом экономическом состоянии. Махнов-ские погромы 1918-1919 годов вынудили часть колонистов покинуть свои поселения, спасаясь бегством в Крым. Оставшиеся в колониях запасы хлеба были реквизированы по распоряжению Наркомпрода Украины. В результате боевых действий немецкие колонии поочередно переходили из рук в руки воюющих сторон, что сопровождалось разрушениями предприятий, находившихся во владении колонистов, постоянными реквизициями и контрибуциями.
С установлением советской власти в Украине положение немецких колонистов практически не улучшилось. По данным, опубликованным в бюллетене НКВД за 1920 год, в 9 из 12 губерний Украины проживало 210 тысяч немцев1.
Политика продразверстки и раскулачивания сводила на нет все усилия крестьян восстановить разрушенное. К беспределу властей добавилась засуха 1921 года, поразившая пять южных губерний Украины: Екатеринославскую, Запорожскую, Николаевскую, Одесскую и Донецкую.
Источники свидетельствуют, что к лету 1921 года существовало две категории немецких колоний: «с совершенно разоренным сельским хозяйством и безнадежными видами на урожай» и более или менее сохранившиеся от разрушения. Производительность труда в колониях в среднем упала на 80%. Советская власть рассматривала немецких колонистов в качестве «неисчерпаемого и неиссякаемого резервуара и источника», откуда изымались все недоимки по разверстке. Несмотря на то, что немецкие колонии, в отличие от соседних русских, украинских, болгарских деревень, выполняли задания по сдаче продуктов на 100-120%, у них отбирали все зерно и муку, вплоть до выпеченного хлеба, заставляли продавать скот и на вырученные деньги покупать хлеб для выполнения разверстки2.
Безжалостная политика властей по отношению к немецким колонистам привела к массовому голоду 1921-1922 годов. К марту 1922 года голодало от 50 до 80% немецкого населения юга Украины. Обследование колоний летом 1922 года показало, что «общее хозяйственное положение во всех колониях... весьма плохое и безнадежное. В большинстве случаев каждая семья имеет одну корову, которая должна поддерживать и содержать всю семью. Живут только молоком и травяным супом. Масла нет совершенно, а хлеб встречается очень редко. Постройки большей
її

частью без крыши, солома была употреблена в корм для скота или использована как топливо».
По сведениям НКВД Украины, данные о голодающих среди немецкого населения Украины составили: Запорожская губерния — 80% из 90 тысяч человек, Николаевская — 80% из 30 тысяч, Донецкая — 65% из 90 тысяч, Екатеринославская — 50% из 50 тысяч, Одесская — 50%из 250 тысяч человек3.
Советский аппарат часто проводил дискриминационную политику по отношению к немецким колонистам. Некоторые из власть имущих заявляли, что будут всеми силами препятствовать возвращению в колонии немцев, уехавших в годы гражданской войны, т. к. «они — контрреволюционеры». Немцы колонии Шпрингфельд жаловались на красноармейский батальон. Военнослужащие нападали на крестьян, когда те ехали на базар для обмена молочных продуктов на другие продукты, и отбирали у них все. Также они поджидали крестьян на станции Долинск, когда те возвращались из города с продуктами, и обкрадывали их окончательно4.
В Елисаветградском уезде Николаевского округа советские работники и красноармейцы с оружием в руках являлись к крестьянам и под угрозой расстрела забирали все, что им под руку попадало. Представители власти, имеющие мандаты на поимку бандитов, нападали в поле на крестьян, избивали их до крови, арестовывали без причин и освобождали лишь после того, как получали от последних один-два пуда муки5.
Иногда поведение властей носило просто провокационный характер. Так, председатель одного уездного исполкома Воробьев призывал: «необходимо на них (колонистов. — Авт.) нажать, чтобы взбунтовались. Тогда всем нам будет ясно, что колонисты действительно контрреволюционеры, и тогда мы с ними расправимся». С этой целью практиковалось назначение в немецкие колонии руководителями лиц, совершенно незнакомых с бытом, нравами немцев, проведение вторичной разверстки и раскулачивания, передел земли и инвентаря в пользу держателей крестьянских хозяйств другой национальности.
Если колонисты противились выполнению требований советских уполномоченных, то их объявляли контрреволюционерами6.
Естественно, такое отношение властей не могло не вызвать протест со стороны немецкого населения. В Одесском уезде действовали вооруженные отряды под руководством Іеберле и Ар
12

тура Шока, в Верхнеднепровском уезде немцы поддерживали крупное вооруженное выступление, возглавляемое Ивановым7.
Следует отметить, что немецкие колонисты в 20-е годы не принимали массового участия в антисоветских акциях. Как правило, немцы оказывали сопротивление в крайнем случае, их протест не носил ярко выраженной национальной окраски. В докладной записке НКВД УССР за 1923 год утверждалось: «Существует неправильное мнение о том, что немецкое население враждебно настроено против Советской власти. Контрреволюционные явления наблюдаются также и в русских деревнях. Для нас должно стать ясным, что бывшие русские помещики-кулаки не менее контрреволюционеры, так же, как и бывшие немецкие помещики-кулаки. Крестьяне или враждебно, или лояльно находятся по отношению к нам, также наблюдается это среди немецкого населения. Если замечается в большей мере пассивность со стороны немецкого населения, то это нужно отнести за счет замечающейся русско-шовинистической тенденции против немецкого населения»8.
Для подавления недовольных советская власть предприняла целый ряд репрессивно-карательных мер. На Украине была создана система так называемых военных совещаний — органов, объединявших в одних руках вооруженные и полицейские силы, обладавших поистине неограниченными полномочиями вплоть до объявления военного положения, введения институтов заложников, ответчиков, вынесения и приведения приговоров в исполнение различными чрезвычайными инстанциями без суда и следствия.
Чрезвычайная тройка уездного военного совещания в составе представителя местной ЧК, председателя исполкома и военкома в марте 1922 года, к примеру, постановила расстрелять в колонии Екатериновке на глазах у всего схода колонистов Дрид-гера и Фризера «за укрывательство бандитов из банды Иванова». По делу группы Артура Шока в сентябре 1921 года решением коллегии Одесской губчека были расстреляны семь человек, 34 осуждены к различным срокам заключения в концлагере9.
Помимо обвинений в бандитизме немцам инкриминировали старые прегрешения, которые в существовавшей терминологии именовались довольно емко — «бывшие белые».
Г.Г. Бухмиллера в августе 1920 года чрезвычайная тройка особого отдела обвинила в избиениях и убийствах советских служащих в 1919 году. И хотя свидетельские показания строились на
13

утверждениях типа «Бухмиллер забрал ее сына и может быть зарубил, так как до сего времени он не возвращался», «тройка» приговорила подсудимого к расстрелу10.
ПА. Гиберт проходил в Николаевском политбюро (так называлось уездное ЧК) в 1921 году по делу с окраской «служба у белых». В ходе следствия так и не выяснили, у каких именно белых служил Гиберт, не приняли во внимание и категорическое отрицание обвиняемым своей вины. Свидетели видели Гиберта в форме военноопределяющегося и точка. Малая тройка губчека предъявленное обвинение в отношении уроженца Хортицкой волости Екатеринославской губернии сочла доказанным и заключила последнего в концлагерь сроком на пять лет без применения амнистии11.
Репрессиям подвергались немцы, служившие в армиях Деникина и Врангеля.
Кадровый офицер русской армии, дворянин М.Н. Немир в 1917 году отказался от предложения поступить на службу в Красную гвардию. В заключении ЧК, написанном на оборотной стороне листовки Добровольческой армии «К населению Малороссии», отмечалось: «Таким образом проявил свое отрицательное отношение к Советской республике. Немир, кроме того, активно в течение полутора лет боролся с Красными войсками, состоя командиром батареи Добровольческой армии». Отдел ВЧК при Реввоенсовете 12 армии, заслушав дело по обвинению в «контрреволюции» Немира, постановил отправить его в концлагерь на все время гражданской войны.
Х.Г. Шумахер, национальность которого в протоколах допросов определена как «лютеранская», до революции имел 90 десятин земли, дом, две коровы. Естественно, после революции имущество раздали батракам. Во время наступления Деникина Шумахер с отрядом пытался возвратить свое. В ходе следствия ему припомнили, что он плохо кормил наемных рабочих, «забирал у крестьян капусту, буряки и свинью, лошадь и седло», избивал тех, кто не хотел возвращать добро. Итог разбирательства — расстрел12.
В советской печати довольно часто появлялись заметки типа «За что и как карает ЧК», где можно найти типичные приговоры в отношении немцев — бывших помещиков. Например, газета «Коммунист» (Харьков) 14 июня 1921 года опубликовала список осужденных Харьковской губчека. Среди расстрелянных ЧК — Гринке Франц Августович, бывший помещик Купянского уезда, вина которого, как указывалось в статье, заключалась в том, что
14

он «при немцах являлся в деревню Петровку во главе немецкого отряда, распоряжался арестами семей красноармейцев, лично их избивал, большей частью револьвером по голове, приговаривая: "Вот вам, канальи, Советская властьГ. Одного из арестованных, Орлова Якова, по дороге пытался убить, ранил в руку и ногу. Арестовывал и гноил в тюрьме многих крестьян, причем жен арестованных лично избивал, облагал их контрибуцией, продуктами, "предлагая представить таковую в полчаса"; вместе с другими помещиками организовал поджог двух деревень — Швейцарии и Новомлинской, причем не разрешал хозяевам тушить и спасать свое имущество»18.
Документы воспроизводят жизненный путь человека с момента рождения.
Меннонит Генрих Германович Бергман родился в 1890 году в поместье своего отца, в деревне Бергмансталь. Отец владел 3500 десятинами земли, дал сыну хорошее образование. В период австро-германской оккупации Украины Генрих, как следует из материалов дела, организовал карательную экспедицию в бывшие свои владения. Он расправился с заведующим экономией, председателем рабочего комитета, приказал избить шомполами крестьян, сочувствующих большевикам. В 1923 году Бергмана судили, но по амнистии из-под стражи освободили. Однако в 1924 году по заявлению очевидцев вновь привлекли к уголовной ответственности. Судьба жестоко обошлась с Бергманом. В деле сохранился подписной лист, по которому Бергману соседи собирали деньги после постигшего его пожара. «Находясь в отчаянном положении голодающего, — взывал погорелец, — и почти бесприютный, лишившись вследствие пожара, уничтожившего всю мою семью — в числе 5 душ, обращаюсь с просьбой не отказать мне в помощи». Сам Бергман страдал прогрессирующим параличом мозга. Тем не менее, Особое совещание при коллегии ГПУ УССР в 1924 году заключило его в концлагерь на три года, в 1928 году, по отбытии срока наказания, Бергмана выслали в Сибирь на три года, а в 1931 году ограничили в правах проживания, оставив практически в вечной высылке14.
В качестве криминала органы ЧК рассматривали и принадлежность к т. н. эксплуататорским классам.
В ночь на 26 июня 1921 года в доме № 23 по Гоголевской улице г. Екатеринослава был произведен обыск в квартире сестер Майер. В ордере указывалось: «задержать всех подозрительных лиц». Таковыми оказались 20-летняя Майер Ольга Евгеньевна и
15

23-летняя Майер Мария Евгеньевна. В губчека доставили имущество арестованных, включая столовые ложки, кастрюли, подушки, ножницы и т. п. В отдельную опись внесли золотые и серебряные вещи: браслет, серьги, брошь, кольцо. Девушкам предъявили обвинение в «контрреволюции». Дочери помещика, имевшего две тысячи десятин земли, окончили гимназию и учились в университете. В качестве доказательства «преступной деятельности» обвиняемых рассматривалась их личная корреспонденция, которая оценивалась следующим образом: «От всей этой переписки веет далеким несочувствием к советской власти, вернее полным антисоветизмом. Почти все фигурирующие в переписке молодые люди — бывшие офицеры, родственники Майер, служившие в армиях Деникина и Врангеля. Некоторые письма родителей обвиняемых дышат надеждой на какое-то лучшее будущее... Большая часть переписки носит любовный характер. Тут лопавшаяся от жиру буржуазия от нечего делать объясняется в любви, говорит о поэзии, кипит страстью и т. д... Немало хлопот в переписке уделено нарядам: покупаются платья по 200 тысяч рублей, какие-то манто за 3 тысячи и т. д.».
Малая тройка губчека, ссылаясь на политическую неблагонадежность сестер и принимая во внимание классовую принадлежность дочерей, заключила их в концлагерь на пять лет, конфисковав вещи15.
Немцев с преступными по меркам ЧК социальным происхождением, родственными связями, фактами биографии органы безопасности брали на свои учеты в 20-е годы, впоследствии репрессировав. Так, к уголовному делу на Іермана Германовича Ней-фельда, осужденного в 1943 году, приобщалась справка, подтверждающая, что до революции он владел пивоваренным заводом в селе Молочанске. В протоколах допросов зафиксированы многочисленные родственные связи Нейфельда за границей, а также репрессированные близкие. По документам можно установить подробности жизни колонистов. Следователь НКВД задавал вопрос: «Каким образом немцы и вы оказались на территории СССР? Ответ: Наши предки в 1804 году при Екатерине II заселялись в Новороссийский край. Они были наделены землей... Вопрос: Расскажите свою краткую автобиографию. Ответ: Родился в 1893 году в селе Молочанске в семье пивовара... Воспитывался единственным сыном у отца... Учился в немецкой школе колонистов. С 1914 по 1918 год работал счетоводом Молочанского общества
16

сельского хозяйства немецких колонистов. Разводили молочный скот, породистых лошадей. С 1918 по 1919 год нигде не работал, взял в аренду 2,5 десятины земли и занимался сельским хозяйством. С 1920 по 1922 год работал мастером пивоваренного завода, который ранее принадлежал моему отцу. С 1923 по 1927 год работал бухгалтером маслозавода в немецкой колонии. Вопрос: Кого из советских активистов выдавали в период гражданской войны? Ответ: Из советского, партийного актива я никого и никому не выдавал. В период войны в селе Молочанске были Махно, Петлюра, Коновалов, Деникин, Врангель. Вопрос: Лишались ли вы избирательских прав? Ответ: Я лишался избирательских прав в 1919-1920 годах, после чего был восстановлен. В 1926 году я вторично был лишен избирательских прав и в 1927 году восстановлен...»16.
В начале 20-х годов немцев осуждали по крупным делам наряду с представителями других наций: украинцами, русскими, евреями, болгарами и т. д. В 1921 году Харьковская губчека ликвидировала т. н. петлюровскую повстанческую организацию, преследовавшую цель борьбы за «самостийну Украину». Ячейки организации были выявлены в разных губерниях Украины. По делу арестовали свыше 300 человек, в т. ч. Нейгебаура Якова Федоровича, Штагера Ивана Ивановича, Іофмана Альберта Францовича, Шрайбельмайера Александра Германовича, Вергрина Александра Адольфовича17.
Из отчета Всеукраинской чрезвычайной комиссии за 1921 год следует, что в Запорожской губернии была раскрыта и ликвидирована петлюровская организация с центром в Молочанске, «состоящая почти исключительно из немцев-колонистов и интеллигенции».
Непросто складывались отношения немцев с большевистским режимом в период новой экономической политики.
Интересы немцев были проигнорированы в процессе административно-территориальной реформы в Украине 1921-1923 годов. В результате укрупнения многих однонациональных районов немцы оказались разбросанными по разным административно-территориальным единицам. Немецкие колонии прикреплялись к инонациональным сельсоветам, где председатели запрещали немцам говорить по-немецки. Часть земель, принадлежащих колонистам, отрезали в пользу украинских хозяйств. Получалась следующая картина: колонисты подымут зябь, а засевают другие18.
17

Не успели колонисты оправиться от голода, налаживая свои хозяйства, как власти прибегли к мерам дискриминации экономического и политического плана. Колонисты облагались сельскохозяйственным налогом «на два-три разряда выше в сравнении с соседними украинскими селами»19.
Только на том основании, что большинство хозяйств колонистов были экономически сильными, немцев без разбора провозглашали кулаками, в массовом порядке лишали избирательных прав. Среди немецкого населения в 1926 году часть лишенных избирательных прав «непролетарских элементов» составляла 11,1%, тогда как по республике в целом — 4,5%20.
Не помогали и жалобы колонистов властям: «Если не будет обращено внимание на наше заявление, то хозяйство наше сильно пострадает, ибо уже есть случаи, где продаются последние лошади и коровы для уплаты сельхозналога»21.
Одновременно продолжалась насильственная национализация мелких предприятий колонистов.
Естественно, все это формировало негативное отношение немцев к политике коммунистической партии. В документах ГПУ подчеркивалось, что даже «немецкая беднота далека от объединения с Советской властью»22.
Помня, что немцы способны на активный организованный отпор, как это было в 1919 году в Одесском округе, советское руководство поручило ГПУ установить тщательный надзор за немецкими колониями. На каждую колонию заводились специальные дела, где отражалась «деятельность религиозных обществ, школ, клубов, учительства, закордонных националистических организаций, политэмигрантов, интеллигенции, мелкой буржуазии, рабочих, немцев прибалтийского происхождения, германско-под-данных немецких спецов» и т. п.28.
ГПУ всячески подчеркивало, что «основным моментом в работе по колониям является выявление германского государственного влияния и националистических тенденций колонистов». Поэтому по согласованию с партийными органами в журнале «Ун-зер Блатт» публиковались статьи, изменявшие дух издания «в сторону его советизации»; выявлялись получатели литературы из-за границы, посетители консульств Германии в Украине; лица, ухаживающие за могилами немецких военнопленных I мировой войны; поддерживающие переписку с иностранными корреспондентами24.
18

ГПУ фиксировало информацию о деятельности в немецких школах ученических союзов «Конкордия», кружков рукоделия, союзов немецких учителей «Космос-Ферейн» и т. п. под тем предлогом, что «немецкое учительство в высшей степени реакционно». С целью подорвать влияние т. н. националистических формирований, накапливались материалы о таких организациях, как «Аусланддейче», «Центральный комитет немцев в России», «Берлинский комитет помощи немцам в России», «Колонист», «Деру-вит», «Цеппелин», занимавшихся в т. ч. сбором сведений о держателях немецкого военного займа, заявлений колонистов об убытках, причиненных войной и революцией, пожертвований на различные нужды25.
Таким образом, под контроль ГПУ попадало огромное количество т. н. социально опасных лиц. Например, в 1924 году на примете органов безопасности был Федор Федорович Фабер, отправивший письмо в Берлин, в котором описал, как голодают рабочие и крестьяне в СССР, немцы не пользуются никакими правами и ожидают того счастливого времени, когда Германия выступит против Советского Союза. Фаберу припомнили этот факт в 1938 году и расстреляли26.
Особое внимание официальные власти уделяли борьбе с «религиозными предрассудками» немецкого населения. Работа органов безопасности в этой области заключалась, прежде всего, в разложении религиозных организаций. С этой целью создавались сепаратистские движения (например, «свободных лютеранских общин»); поддерживались самостоятельные приходы, лояльные к советской власти, компрометировались неугодные священнослужители. Так, под наблюдением ГПУ в 1927 году находилось шесть баптистских, 10 римско-католических, 11 евангелическо-лютеранских общин Одесского округа. Устанавливались лица, обучавшие немецких детей закону божьему; пасторы, получавшие из-за границы литературу религиозного содержания, допускавшие в проповедях антисоветские высказывания; руководители кружков, где разучивались религиозные песни, на том основании, что последние способствовали «отвлечению женщин от общественной жизни, ограждая от советского влияния». Германские представители, знакомые с жизнью советских колонистов, свидетельствовали: «Духовенство дает тех людей, на долю которых выпало больше всего страданий, которые без исключения сидели в тюрьме и которым, при малейшей погрешности против со
19

ветских постановлений, угрожает преследование, наказание и ссылка»27.
Подтверждение этому находим в документах. В 1924 году был арестован пастор с. Кильменсталь Франц Кун за распространение среди колонистов адресов организаций в Германии, оказывающих материальную помощь. В 1925 году осудили проповедника Ново-Софиевской братской общины Генриха Генриховича Пен-нера за нелегальное проведение религиозных обрядов. В вину Пеннеру поставили и то, что антисоветскую агитацию «он увязывал с религиозной пропагандой, проповедуя отдельные выдержки из библии о скорой гибели всех неверующих, в первую очередь, коммунистов и активистов села». Репрессированы были сотрудники журнала «Унзер Блатт», допустившие появление статьи, в которой «под прикрытием мечты о втором пришествии Христа проводится идея о гибели нечестивого социалистического строя»28.
Экономические трудности, конфликтные ситуации на почве закрытия молитвенных домов, преследование верующих, ущемление политических прав вызывало у немцев желание покинуть Украину. С 1922 по 1924 годы из республики эмигрировали 8 тысяч колонистов, не считая детей. Более 20 тысяч подали заявления на выезд. Эмиграция охватила, главным образом, меннони-тов. К концу 1923 года Украину покинули 2500 меннонитов. На вопрос, почему вы уезжаете, немцы отвечали: «Жить невозможно», «Махно нас вырезал, Советская власть жить не дает». В 1925-1926 годах выезд приобрел стихийный характер. Ехали куда-нибудь, лишь бы не остаться в СССР. Только из Мелитопольского округа в 1926 году вы-ехало более шести тысяч человек. По сведениям ГПУ, из меннонитских колоний собиралось выехать до 90% населения. В некоторых колониях около 50% немцев продавали свое имущество украинским крестьянам29.
Сознавая огромные экономические потери, которые влекла за собой массовая эмиграция немцев, власти стали искать мнимых виновников нежелательного процесса. ВУЦИК сделал вывод, что «эмигрантское настроение в значительной степени возбуждено благодаря агитации враждебно настроенных против Советской власти лиц». Предлагалось выявить активистов выезда и принять против них «все должные меры». ГПУ получило задание немедленно отправить за рубеж «нежелательный элемент из меннонитов и тех, кто ликвидировал свое имущество в целях эмиграции»30.
20

Ограничивая выезд, советские учреждения отказывались принимать групповые заявления от немцев, выдавать бланки паспортов, увеличили стоимость паспорта до 200 рублей, тариф консульского сбора до 300 рублей, установили нормы приема заявлений (в сутки не более 20 штук) и т. д.31.
Для противодействия эмиграционным настроениям в прессе публиковались письма из США, в которых эмигранты сообщали о карантине, безработице, имущественном цензе, других трудностях жизни покинувших СССР. Власти добивались выполнения правительственной директивы о запрещении выезда, если таковой связан с ликвидацией крестьянских хозяйств32.
Стремясь приостановить эмиграцию, Советы пытались разобщить выезжающих по признаку обеспеченности, выявляли т. н. «социально чуждый элемент» и всеми силами содействовали скорейшему выезду зажиточных немцев за границу. Беднякам создавались препятствия, но одновременно предлагались земли уехавших.
Власти начали преследование представителей организаций, способствовавших эмиграционному движению: Русско-канадско-американского общества «РУСКАПА», «Союза голландских выходцев», американского акционерного общества «БОАРТ». Под кампанию борьбы с «контрреволюционной деятельностью» зарубежных организаций попали Американская организация помощи (АРА), «Общество помощи немцам Черноморья» и другие, оказывавшие помощь нуждающимся со времени голода 1921-1922 годов33.
В Одессе в 1925 году привлекли к уголовной ответственности вице-председателя «Союза немцев-колонистов Черноморского края», редактора газеты «Ферейнбот» Г.И. Гауберхера, членов союза Ф.И. Вельфле, В.И. Іольцварта, М.М. Іолоха, обвинив их в том, что они «вели точный учет жертв большевизма»34.
В том же году власти закрыли часть культурферейнов, союзов колонистов. «Сельскохозяйственный союз потомков голландских выходцев на Украине» фактически был ликвидирован как самостоятельная единица, объединявшая 8 тысяч хозяйств (55 тысяч человек). ГПУ удалось создать внутри Союза группу людей, оппозиционно настроенных к правлению Союза, и с их помощью провести кампанию о необходимости включения Союза в обвдую сеть сельскохозяйственной кооперации на основе принятия нормального устава, роспуска правления, созыва конгресса Союза, принявшего решение о его реорганизации. Немаловажную роль сыграла специальная комиссия, созданная
21

ВУЦИК в июле 1925 года для обследования деятельности Союза и установившая «вредное политическое влияние Союза на немецкое население».
После завершения операции «Реорганизация» ГПУ УССР заключило: «утерян единственный оплот сохранения национального единства и меннонитской самобытности»35.
Уголовному преследованию в 20-е годы подвергались также такие категории, как «бывший повстанческий элемент, принимавший активное участие в контрреволюционном восстании 1918-1919 гг.», члены немецких отрядов самообороны периода гражданской войны, немцы, стремившиеся выдвинуть в сельские Советы своих представителей36.
Все же, в целом нет оснований говорить о целенаправленной репрессивной политике по отношению к немецкому населению в годы нэпа.
Необходимо отметить, что в 20-е годы украинское правительство предприняло ряд социально-экономических мер, улучшающих положение национальных меньшинств.
Активную работу в данном направлении проводили Отдел национальных меньшинств при НКВД, Центральная комиссия по делам национальных меньшинств при ВУЦИК, Совет национальных меньшинств Наркомата просвещения, комиссии (бюро, секции) по делам национальных меньшинств местных Советов37.
При ЦК КП(б)У было создано Центральное бюро немецких секций, в комитетах партии Одесской, Донецкой, Екатерино-славской, Волынской губерний работали немецкие секции38.
Политика «коренизации» привела к формированию в 1926 году в Украине семи немецких национальных районов: Высокопольского (Херсонский округ), Гросс-Либентальского, Фридрих-Энгельсовского (Одесский), Люксембургского (Мариупольский), Молочанского, Пришибского (Мелитопольский), Карл-Либкнех-товского (Николаевский округ), более 200 сельских Советов. Практически все они находились на юге Украины. Всего в этом регионе насчитывалось 857 немецких колоний и 134 хутора39.
Систематически проводились обследования немецких районов. По данным на 1926 год, в них проживало более 390 тысяч немцев (из них свыше 90%— в сельской местности), что составляло 40% всего немецкого населения СССР. В Украине функционировало 625 немецких школ, 9 техникумов, 1 институт, выходило 18 газет и журналов. Были созданы немецкие на
22

циональные камеры народных судов, где судопроизводство велось на немецком языке40.
Власти разрешали существование некоторых зарегистрированных объединений немецких колонистов, национальных сельскохозяйственных кооперативов, восстанавливали в правах немцев, лишенных ранее гражданских прав как нетрудовой элемент, приостановили национализацию строений в колониях, наделяли колонистов землей, проявляли заботу о сохранении языка и культуры нации41.
Власти вынуждены были учитывать религиозность немцев Украины, временно отказываясь от открытой конфронтации со священнослужителями. Например, после того, как в июне 1925 года в колонии Зельц Одесского округа члены комитета незаможных селян выстрелили в окно костела, где происходило богослужение, начальник контрразведывательного отдела (КРО) ОГПУ А.Х. Артузов дал команду «прекратить безобразия», отметив, что КНС, видимо действует по старинке, невзирая на перемены в крестьянской политике компартии42.
Несмотря на существование ряда ограничений, до 1927 года власти не предпринимали решительных шагов к запрещению эмиграционного движения.
ЦК КП(б)У решил не чинить желающим эмигрировать препятствий, чтобы «доказать элементам, ведущим контрреволюционную пропаганду, невозможность применять ее как средство борьбы с Октябрьской революцией»43.
Формально соблюдались положения Брест-Литовского договора 1918 года, согласно которому советская сторона обязывалась предоставить право выезда из России всем потомкам бывших немецких эмигрантов; соглашения от 19 апреля 1920 года, которым определялся порядок возвращения на родину военнопленных и гражданских интернированных лиц. По договору между СССР и Германией от 12 октября 1925 года гражданам обеих сторон предоставляли возможность свободного выезда и поселения на территории друг друга. Оговаривались права граждан пользоваться «свободой совести и отправления религиозного культа», совершать богослужения на любом языке, соблюдать религиозные обряды и т. п... Поселению граждан одной стороны на территории другой могли воспрепятствовать приговоры уголовного суда или «соображения внутренней и внешней безопасности». Устанавливалось, что
23

в случае вынесения судебными инстанциями Украины приговора в отношении граждан Германии в виде высылки во внутренние местности СССР, подобная мера наказания заменялась высылкой за границу.
Данные договоренности несколько стабилизировали ситуацию, связанную с эмиграционными процессами. Большую работу в этом направлении проводили германские консульства в Одессе и Харькове. Через посредников в лице таких организаций в Германии, как «Союз заграничных немцев», «Немецкий заграничный институт», «Союз немецких групп бывшей России» в немецкие колонии направлялась литература, школьные учебники, гуманитарная помощь. Международные религиозные организации предоставляли эмигрантам через транспортные кампании т. н. «кредитовые шифскарты» — т. е. оплаченные частично или полностью проездные билеты до места назначения. Главным посредником для немцев было акционерное общество «РУСКАПА», которое, по данным секретаря Центрального бюро Немецкой секции ЦК ВКП(б) И. Гёбгардта, обслужило в 1924-1928 годах 13 444 человека. Акционерное общество «БОАРТ» через Всероссийское мен-нонитское общество выдавало кредиты для переселенцев в Латинскую Америку44.
Рубежом для новой экономической политики стал июльский пленум ЦК партии 1926 года. На нем потерпели поражение сторонники демократизации страны. Негативные последствия монополии власти особенно заметно отразились на экономике. Усилился нажим на частников, началось перераспределение бюджетных средств в пользу промышленности за счет сельского хозяйства. Повышение цен на промышленную продукцию вызвало кризис сбыта товаров. Крестьяне отказывались продавать за бесценок продовольствие. Возник острый товарный кризис, к магазинам выстроились огромные очереди. Рабочие требовали улучшить продовольственное снабжение.
В поисках выхода из сложившейся ситуации в начале 1928 года руководство страны решило применить чрезвычайные меры. С подачи И.В. Сталина зажиточные слои крестьянства были обвинены в саботаже хлебозаготовок. ЦК КП(б) Украины послал на село 6 тысяч активистов, отбиравших у крестьян хлеб.
На апрельском и июльском пленумах ЦК ВКП(б) 1928 года утвердился курс на переход к командно-административным методам управления страной. Причины неудач хозяйственного стро
24

ительства объясняли происками «классовых врагов». Масло в огонь добавили террористические акты, совершенные против представителей советской власти. В стране начали устраивать судилища над «вредителями, диверсантами, террористами»45.
Последствия отказа руководства СССР от нэпа ощутило на себе и немецкое население Украины, в первую очередь сельское.
Необходимо отметить, что абсолютное большинство немцев Украины (94%) проживало в сельской местности.
Трудности с хлебозаготовками власти пытались преодолеть за счет насильственного изъятия продовольственных запасов, прежде всего у зажиточных крестьян.
Возобновилась практика продразверсток, подворных обходов и обысков, закрытия базаров, запрещения торговли продовольствием.
Все кооперативные, сельскохозяйственные общества были объявлены «кулацкими», эксплуатирующими окружающее население, и распущены. За злостный саботаж и спекуляцию к уголовной ответственности привлекались колонисты, отказывавшиеся продавать хлеб по твердым государственным ценам. Власти, стремясь выполнить план хлебозаготовок любой ценой, не принимали в расчет потребности хозяйств в семенном, фуражном фонде и т. п.46.
На возмущение крестьян большевики ответили массовым лишением колонистов избирательных прав. Это касалось всех индивидуально обложенных, членов их семей, членов семей осужденных. Почти поголовно лишались избирательных прав служители культа, представители немецкой интеллигенции. В с. Змиевка (Херсонщина) лишенцы составили в 1928 году 24% от общего числа немцев47.
Наступление на кулачество сопровождалось принудительным выселением, закрытием мельниц, антирелигиозной пропагандой. Проявляющих недовольство привлекали к уголовной ответственности. 45-летнего жителя колонии Розенталь Эдуарда Фридрихо-вича Ляутеншлегера арестовали в декабре 1928 года за то, что во время кампании по самообложению говорил: «Если мы примем самообложение, то вынуждены будем продавать хлеб и голодать». По его инициативе зажиточные односельчане приняли решение обратиться с ходатайством в округ о снижении им налога. В кампанию перевыборов сельсовета Ляутенпілегер выступал против выдвигаемого списка незаможников, а во время хлебозаготовок в прениях по докладу представителя райисполкома сказал: «Хлеб нужно продавать кто куда хочет, а не то, что скажет нам власть,
25

потому что когда нас облагали налогом, то не спрашивали, кому сколько положить, а потому не нужно сдавать хлеб кооперации». Колонист отказался подписаться на заем для индустриализации, требовал организации в колонии национального сельсовета. В обвинительное заключение следователи включили показания свидетелей о высказываниях Ляутеншлегера: «Власть долго существовать не может, т. к. она не считается ни с чем и душит крестьян непосильными налогами до тех пор, пока ограбит последних...». Особое совещание ОГПУ выслало «преступника» в Казахстан48.
Уроженец колонии Петровка Іейн Яков Іуставович в прошлом имел 90 десятин собственной и 250 десятин арендной земли, паровую машину, 15 человек батраков. В 1923 году его осудили по делу «140» на 8 лет со строгой изоляцией за участие в повстанческо-пет-люровской организации. Выйдя из заключения по амнистии, Іейн недолго оставался на свободе. В 1928 году ему инкриминировали «антисоветскую агитацию против проводимых соввластью мероприятий и кампаний, высказывания против налоговой политики», например, о том, что о льготах власть только пишет, а в жизнь эти идеи не проводит. После нескольких месяцев содержания обвиняемого в тюрьме, следователи осознали, что собранных материалов для предания Іейна суду недостаточно. Тогда составили следующее заключение: «Іейн пользуется как социально-чуждый элемент авторитетом среди зажиточных слоев селян, и его антисоветская агитация весьма отрицательно отражается на настроении селянства», а потому постановили: «собранными данными Іейн в достаточной мере характеризуется как крайне социально-опасное лицо». Коллегия ОГПУ согласилась с такими выводами и отправила колониста в концлагерь на пять лет49.
В 1928 году органы ГПУ отчитывались о ликвидации контрреволюционной группировки во главе со Штибером. В формулировке обвинения значилось: «Штибер постоянно проводил контрреволюционную агитацию на селе. Благодаря его деятельности в 1927 году была сорвана кампания по самообложению. В 1928 году пытался сорвать хлебозаготовительную кампанию. Сам ни одного фунта хлеба не сдал в кооперацию»50.
Если доказательств для осуждения не хватало, то в ход шли старые «компрматериалы». Например, Фридриха Іенриховича Бланка сослали на три года в Северный край в числе 22 человек по обвинению в бандитизме. Ему вменили в вину факт участия в
26

1919 году в кулацкой банде под названием «самоохрана хуторов», образованной с целью борьбы с «красными бандитами» и защиты своего имущества. Истинный смысл удаления нелояльного немца с территории Украины выражен в емкой фразе: «Во время всех проводимых в селе кампаний всячески старался подорвать таковые»51.
ЦК КП(б)У, определяя специфику т. н. наступления на капиталистические элементы в немецких колониях, отметил усугубление противодействия данной политике со стороны немецкого населения большим количеством раскулаченных хозяйств, наличием национальных, религиозных особенностей, «засорением советского, кооперативного аппарата, кадров сельской интеллигенции классово-враждебными элементами из бывших помещиков, клерикалов»52.
Ухудшение экономического, социального, правового положения немцев в конце 20-х годов стимулировало возобновление массового эмиграционного движения.
Теперь советское руководство начало вводить существенные ограничения на свободный выезд немцев. 29 ноября 1926 года комиссия Совета труда и обороны по эмиграции и иммиграции приняла постановление фактически о запрещении деятельности «РУСКАПА». ОПТУ было предписано принять меры к роспуску незаконно существующих организаций и обществ, оказывающих помощь эмигрантам. 9 декабря ЦИК и СНК СССР секретным циркуляром приняли решение отказывать в льготах при оформлении выездных документов гражданам, лишенным избирательных прав, находящимся под судом и следствием, тем, чей выезд за границу «нецелесообразен с точки зрения общегосударственных интересов». В феврале 1927 года по предложению Наркомзема было отдано распоряжение правительства, в т. ч. для ОГПУ, «о проведении жесткой линии в смысле максимального сокращения» эмиграции меннонитов, как «ведущих наиболее культурные хозяйства на территории Советского Союза»53.
В 1928 году власти открыто перешли к репрессиям по отношению к инициаторам выезда. Немцев, которые посещали с этой целью иностранные консульства, призывали других покинуть СССР из-за невыносимых условий проживания, осуждали как антисоветский элемент.
Группа колонистов Молочанского района была арестована по обвинению в проведении «широкой работы по эмиграции немцев за границу, обращении к немецкому послу с просьбой о выез
27

де». По мнению следователя, возглавлял группу пастор Фридрих Іенрихович Дойчман, которому немецкий посол однажды будто бы сказал: «Германскому правительству невыгодно, чтобы такой человек, как Вы, выехал сейчас из СССР и оставил без надзора немцев. Пока воздержитесь».
Вместе с Дойчманом в тюрьму попали Александр Август, Либ-рехт Іердец, братья Шмидты, проходившие по документам как «немцы-лютеране, кулаки-лишенцы, индивидуально-обложенные, распроданные за злостное укрывательство хлебных излишков, подбивающие к массовому выезду»54.
С 1928 года религиозные общины стали лишаться права осуществлять благотворительные функции, оказывать верующим медицинскую помощь. Все религиозные издания были запрещены, пасторов арестовывали за распространение «нелегальной» религиозной литературы. В апреле 1929 года ЦК и СНК постановили карать граждан за религиозную пропаганду55.
Существовала распространенная практика определять в руководители т. н. контрреволюционных группировок служителей культа, пользовавшихся авторитетом среди колонистов. ОГПУ специально рассылало на места директивы: «приступить к изучению всех религиозных организаций нацменьшинств. Особое внимание обратить на религиозные организации лютеран, меннонитов...»56.
Не помогали немцам и чистосердечные обращения в различные руководящие инстанции с просьбой разрешить покинуть пределы СССР. Студент Горного института Днепропетровска В.Ф. Криц отправил председателю ВУЦИК Г.И. Петровскому письмо следующего содержания: «Считаясь гражданином Советской республики, я таковым назвать себя не могу. Я не смог понять революцию, все окружающее меня чуждо мне, и несмотря на то, что я молод, я чувствую, что это для меня уже установившийся взгляд. Я не могу сказать почему, но принять существующий порядок я не умею. С малых лет я работаю и труда не боюсь, но все же я чужд обстановке, больше того, я ей враг. Никогда и никому я не высказывал своих мыслей, но я чувствую, что я здесь чужой, ненужный и если не вредный, то бесполезный в строительстве того, что строите Вы. Выпустите меня, выдав бесплатно заграничный паспорт... Вы должны понять, ведь я, по-моему, поступаю честно и я уверен, что вы отнесетесь с уважением к чужим взглядам, как бы далеки они от Ваших не были». Письмо переслали в ГПУ, где Крицу предъявили обвинение в «оказании
28

содействия международной буржуазии» и как контрреволюционный элемент сначала осудили к заключению в концлагерь, а затем выслали в отдаленные районы СССР57.
Не менее сурово обходились и с теми, кто искал нелегальных путей покинуть пределы страны. Например, три года ссылки получил И.И. Фальк за «подстрекательство немцев к нелегальному уходу за границу»58.
К лету — осени 1929 года эмиграционное движение немецких колонистов приняло буквально катастрофический характер. 16 сентября ВГДИК принял постановление о полном прекращении выдачи разрешений на выезд за границу меннонитам и немцам — гражданам СССР, занятым в сельском хозяйстве. Однако это не остановило желающих покинуть пределы страны Советов. Немецкие крестьяне, распродав свое имущество, в массовом порядке выезжали в Москву с надеждой в столице получить долгожданное разрешение на выезд. В ноябре более 13 тысяч немцев из разных частей СССР осаждали германское посольство. Правительства Германии и Канады заявили, что не смогут принять такое количество эмигрантов сразу, германское посольство прекратило оформлять списки беженцев с визой на выезд. Когда же в конце ноября Германия все же решила положительно вопрос о въезде в страну немцев из СССР, советское правительство пересмотрело свое первоначальное решение о возможном выезде немцев, находившихся в Москве, за рубеж. ОГПУ получило задание арестовывать посетителей германского посольства. В ночь с 15 на 16 ноября в ходе специальной операции были взяты под стражу сотни немцев, намеревающихся покинуть Советский Союз. После изнурительных допросов, в ночь с 17 на 18 ноября началась акция по насильственному возвращению немцев железной дорогой к местам их прежнего проживания59.
Одним из таких несостоявшихся эмигрантов был Юлиус Петрович Левен. Вместе с семьей, в числе других семей, он поехал в Москву для подачи ходатайства о выезде. Родственники из Канады прислали ему через представительство «РУСКАПА» шифскар-ты. Настойчивость Левена завершилась его арестом и принудительным возвращением в колонию. Вернувшись, семья обнаружила, что сельсовет описал все имущество Левена, а в его дом вселилось двое бедняков. В отчаянной попытке перебраться нелегально через границу Польши в Германию Левен был арестован и осужден60.
29

Сама агитация за выезд за границу рассматривалась как контрреволюционное преступление. В одном из документов читаем: «Осенью 1929 года зажиточно-кулацкая часть немцев-колонистов, видя в социалистическом переустройстве села окончательное отсутствие возможностей ведения индивидуального хозяйства, будучи сагитирована проповедниками о притеснении религии соввластью, организовала массовый выезд немцев-колонистов в Москву, чтобы при помощи иностранных консульств добиться от совправительства разрешения выехать за границу. Провокационные действия немцев-кулаков были парализованы на месте, а часть выехавших в Москву была выдворена обратно по месту жительства»61.
С этого времени ОПТУ, НКВД и другие уполномоченные ведомства приступили к ликвидации всех организаций и обществ, способствовавших эмиграции.
В Германии, узнав о происходящем в СССГ? развернулась кампания по сбору средств для эмигрантов. Бывшие российские немцы для координации этой работы создали национальный комитет «Братья в нужде». Для защиты интересов колонистов германские консульства пошли на выдачу колонистам национальных паспортов Германии. Усилия правительства и общественности Германии возымели действие. СНК СССР оставшимся к началу декабря в Москве беженцам разрешил выехать в Германию. Их было 5886 человек62.
Во второй половине 20-х годов к худшему изменилась политика советских властей по отношению к немцам-иностраннопод-данным, в которых видели потенциальных противников существующего строя.
Советскому правительству, нуждающемуся в квалифицированных кадрах, удалось за первую половину 1920-х годов пригласить в страну более 20 тысяч немецких специалистов. Первоначально были созданы относительно неплохие условия жизни и труда. Вскоре, однако, в силу ряда причин экономического и политического характера, многие специалисты стали покидать СССР63.
Так, горняки шахты «Американка» в письме к ЦК КП(б)У жаловались: «Мы, немецкие горняки, приехали сюда, чтобы помогать великому делу Ленина, но как с нами здесь обращаются и какая политика здесь ведется? Мы позволили себе поставить перед вами следующие вопросы: 1. Почему нас не снабжают продуктами питания? 2. Почему не дают молока для детей грудных? 3. Почему нет мяса? Почему не дают картошки в достаточном ко
30

2 В.В.Ченцов Трагические судьбы


личестве? Почему здесь ведется такая политика, что нам невозможно больше оставаться?..»64.
lex, кто открыто выражал свое отрицательное отношение к советской действительности, объявляли контрреволюционерами, судили, выпроваживали из СССР
В 1925 году был организован судебный процесс по делу «Консул». На скамье подсудимых оказались подданные Германии К.Г. Киндерман, Т.Э. Вольшт, М.Н. Дитмарин за принадлежность к террористической организации, якобы стремившейся совершить покушение на И.В. Сталина. Процесс получил международный резонанс. Подсудимых приговорили к высшей мере наказания, несмотря на категорическое отрицание ими своей вины, заявления о фальсификации материалов следствия. Впоследствии их обменяли на арестованных в Германии коммунистов65.
По замыслу организаторов подобных процессов, они должны были способствовать разоблачению реакционной сущности зарождающегося в Германии фашизма и «пригвоздить его к позорному столбу истории»66.
О том, что положение подданных Германии с середины 20-х годов изменялось к худшему, свидетельствует и факт подписания договора между СССР и Германией от 12 октября 1925 года. Пытаясь защитить своих граждан от произвола советских властей, Германия настояла на следующей формулировке: «Ни в каком случае граждане другой стороны не должны трактоваться менее благоприятно, чем граждане благоприятствуемой нации»67.
К концу 20-х годов многие договоренности были забыты. Подданных других стран в СССР в массовом порядке осуждали за шпионаж, попытки нелегально перейти границу.
Пропаганда о строительстве в Советском Союзе общества процветания и благоденствия привлекала людей из разных стран, ищущих лучшей жизни.
Одним из таких был уроженец Германии Ганс Августович Вен-цель. С 1917 по 1924 годы он побывал в австрийской армии, кельнской и парижской тюрьмах, французском легионе в Африке. В 1925 году Венцель устроился грузчиком на пароход, отплывающий в Баку. Совершенно не зная русского языка, перебрался в «столицу мирового пролетариата». Там его арестовали и отправили на Соловки. Освободившись по амнистии, Венцель скитался по стране, в т. ч. проживал в колонии Ямбург. Столкнувшись с реалиями советской действительности, Вен
31

цель с чужим паспортом попытался покинуть Советский Союз, но опять попал в тюрьму. После года заключения его по решению Особого совещания выслали из пределов СССР. Вероятно, свою роль сыграло письмо заключенного, направленное из тюремной камеры немецкому консулу с просьбой о помощи. Сохранилось и письмо жены Венцеля, украинки Марии, умолявшей ВУЦИК разрешить мужу остаться на Украине или ей следовать за ним в Германию68.
Подданный Румынии немец Вогау Герман Александрович нелегально пробрался в СССР в 1926 году. Ознакомившись с достоинствами советского строя, добровольно явился в ГПУ и заявил: «Отправьте назад, т. к. мне такая жизнь надоела». На него оформили дело, обвинив, что Вогау мог использовать свое пребывание в СССР для проведения шпионской деятельности, и осудили к трем годам концлагерей69.
Подобная участь постигла уроженца Лифляндской губернии Адольфа Генриховича Мооса, подданного Латвии Шварца Рихарда Карловича и многих других70.
Кампания по поиску врагов, якобы тормозящих строительство социализма, в первую очередь затронула т. н. буржуазных специалистов, которых обвинили во вредительской деятельности. По стране прокатилась волна судебных процессов против представителей технической интеллигенции, среди которых было немало немцев.
Одним из самых известных стало «Шахтинское дело». На скамью подсудимых рядом с 50 советскими горными инженерами посадили трех подданных Германии: В. Бадштибера, Э. OTTO, М. Мей-ера.
Немецкие специалисты приехали в Донбасс в середине 20-х годов. С 1926 года в шахтах Власовского рудоуправления устанавливал машины фирмы «Кнаппа» мастер Вильгельм Иоганович Бад-штибер. В 20-х числах августа 1927 года фирма «АЭГ» командировала в СССР на Рутченковское и Горловское рудоуправления инженера Эрнста Эмильевича Отто для организации работ по электрическим установкам для коксовых печей и химического завода. 8 марта 1927 года в Рутченко прибыл монтер той же фирмы Макс Карлович Мейер. Через год в обвинительном заключении по делу «Об экономической контрреволюции в Донбассе» работа немецких специалистов именовалась не иначе как вредительская. Например, Мейеру вменяли в вину намерение вывести из
32

строя турбину Власовской электростанции. Прослеживая биографию Отто, следствие отметило, что он проживал в России с 1896 по 1906 годы. Вторично приехал в Москву в начале 1914 года, и с началом военных действий был арестован. После освобождения под надзор полиции Отто до марта 1915 года проживал в Москве, а затем в Уфе. В августе 1917 года его вновь арестовывают «за агитацию среди крестьян с целью вызвать бунт». Факты биографии Отто, по версии следствия, свидетельствовали о возможных шпионских намерениях подданного Германии. Не обращая внимания на категорическое отрицание обвиняемыми своей вины, дело передали в суд специального присутствия Верховного суда СССР71.
Апрельский пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 1929 года в своей резолюции указал, что «Шахтинское дело» приобрело «явно общесоюзное значение, так как вскрыло новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации». Решения, принятые апрельским пленумом по данному вопросу, сыграли большую роль в раскручивании маховика репрессий. Партия призвала все силы бросить на разгром такого контрреволюционного явления, как вредительство, синонимом которого стало «Шахтинское дело». Сразу после пленума было арестовано не менее двух тысяч специалистов72.
В 1928 году ГПУ сфабриковало обвинительное заключение по делу о контрреволюционной вредительской деятельности на Екатерининской железной дороге. К 10 годам концлагерей приговорили начальника отдела пути железной дороги Вельса Павла Александровича. Ему инкриминировали дезорганизацию строительных работ, умышленный отказ от внедрения прогрессивных рационализаторских предложений. Он будто бы вводил в заблуждение мобилизационный отдел дороги, предоставляя неверные сведения78.
В апреле того же года был заключен в тюрьму по обвинению в экономической контрреволюции Шпельти Константин Гаврилович, технический директор крупнейших металлургических заводов на Украине — имени Ленина и имени Петровского, бывших Шо-дуар. Заводы принадлежали до 1917 года французской и немецкой группам акционеров. Директорами-распорядителями предприятий состояли немцы Гренке, Еж, Дубе, после революции эмигрировавшие за границу, оставив доверенность на управление заводами Шпельти. Лично Шодуар одобрил кандидатуру Шпельти на пост
зз

директора. В дальнейшем, Шпельти поддерживал с членами правления связь, получая финансовую помощь на развитие предприятий. Следствие интерпретировало эти факты, а также самоотверженную работу директора, как неверие в прочность власти большевиков и желание сохранить заводы для их бывших владельцев. И хотя данная часть обвинения никак не вязалась с обвинением Шпельти в злостном вредительстве, чрезвычайная сессия облаем ного суда приговорила его к восьми годам лишения свободы. В кассационной жалобе Шпельти, подтвердив материальную поддержку заводов из-за границы, отрицал, что это было платой за вредительство. «Напротив, — писал он в Верховный суд УССР, — в течение целого ряда лет я провел большую работу по восстановлению завода и увеличению его производительности». Суд оставил жалобу «социально опасного лица» без удовлетворения74.
Изучение материалов процессов о вредителях показывает, что вредительства, как сознательной политики, проводимой целым слоем «буржуазных специалистов», не существовало. Несовершенство хозяйственного механизма, расцвет бесхозяйственности, воровства, взяточничества необходимо было оправдать в глазах народа поиском скрытых врагов. Целью процессов против «вредителей» было отвлечь недовольство широких масс трудящихся от партийного руководства, поощрявшего гонки за максимальными показателями индустриализации75.
Смысл организации судебных процессов удивительно точно раскрыл прокурор СССР Н.В. Крыленко: «Наш суд, — подчеркивал он, — есть общественный инструмент, который действует перед лицом тысяч и миллионов народных масс, наш суд есть орган, с помощью которого руководящий авангард пролетариата, рабочий класс, в целом строит новое общество. Вот почему его приговоры должны служить задачам влияния не только на этих виновных лиц, но и широкой массы трудящихся, для того, чтобы показать им тот путь, который, по мнению суда, есть наиболее правильный для укрепления социалистического строительства. Поэтому я буду считать возможным для себя в том или ином случае настаивать на применении социальных репрессий в отношении подсудимых с целью демонстрации определенного политического влияния, независимо оттого, как это отразится на судьбе данного обвиняемого»76.
Сфабрикованные процессы, с размахом поданные в средствах массовой информации, достигали своей цели. Народ начинал ве
34

рить в мнимых врагов. Массовые манифестации трудящихся принимали обращения к правительству с требованиями немедленного расстрела вредителей. Партия вовлекала в гнусную политику подрастающее поколение. Один из лидеров ВКП(б) К. Радек утверждал: «Среди детей, которых я знаю, помилование вредителей вызвало целую бурю негодования»77.
В 1930 году был инсценирован судебный процесс по делу «Промпартии». Врагами народа объявили представителей старой технической интеллигенции. На местах «выявлялись» филиалы «Промпартии». В декабре 1930 года ГПУ УССР раскрыло «вредительскую и диверсионную» организацию инженеров и техников на рудниках Криворожского железорудного бассейна. Организация в ходе следствия была признана отраслевой ячейкой «Промпартии», ставившей своей целью «создать наиболее благоприятные условия для иностранной интервенции и, в конечном итоге, реставрации капиталистического строя»78.
Главой «вредителей» следствие признало Эдуарда Карловича Фукса, 58 лет, немца, бывшего помощника управляющего Новороссийского акционерного общества в Кривом Роге, потомственного почетного гражданина города, крупнейшего геолога, практика, «единственного человека, знающего геологию Криворожья». Определяя «политфизиономию» Фукса, один из обвиняемых на следствии показал: «В области политических и экономических вопросов он стоял на позиции, которая давала бы наибольший простор свободной игре экономических интересов капитализма. Приход советской власти Фукс встретил враждебно, т. к., по его словам, относился с недоверием к возможности осуществления управления предприятиями существующей системой». Фукс не признавал таких новых методов работы, как «соцсоревнование, самокритика, ударничество, чистка, постоянные ревизии, требование повышенных темпов работы». Судебная тройка при коллегии ГПУ УССР приговорила 10 апреля 1931 года шесть человек к длительным срокам заключения в концлагере, в т. ч. Э.К. Фукса к 10 годам.
Судьба крупнейшего геолога трагична. Хотя вскоре после осуждения Фукс был освобожден и вернулся работать на железные рудники, водоворот репрессий уже не выпускал его до самой смерти. В августе 1937 года в газете «Красный горняк» появилась статья «В чьих руках геологоразведочные работы Кривбаспроекта». Как обычно, образовалась комиссия для проверки материалов,
35

изложенных в публикации, выводы которой были заранее предопределены. «Враги народа» должны были быть разоблачены, тем более, что среди специалистов Фукс — «лицо с антисоветской физиономией». В январе 1938 года Э.К. Фукса вторично арестовывают за проведение «разведывательной и подрывной работы в пользу одного иностранного государства». В 66 лет нелегко выдержать условия тюрьмы. 2 апреля 1938 года Фукс заканчивает свои дни, находясь под стражей79.
Наряду с вышеописанными политическими судилищами, 20-е годы в СССР знаменовались преследованием членов оппозиционных партий. Следует признать, что немцы редко проявляли активность в политической борьбе80.
Как следствие — небольшое количество уголовных дел в отношении немцев—участников оппозиционных партий. В 1927 году по обвинению в членстве в подпольной контрреволюционной организации, именовавшей себя «Руководящее Бюро УКП», вместе с бывшими членами Украинской коммунистической партии привлекли к ответственности дочь немецкого колониста Швекерта. Организации приписывали подготовку вооруженного восстания против советской власти, борьбу за восстановление независимости Украины, намерения осуществить террористические и диверсионные акты.
Чтобы убедиться в сфабрикованности материалов следствия, ознакомимся с документом, который положил начало фальсификации.
В ГПУ доносили: «12 июня 1927 г., в воскресенье (на Троицу), мне пришлось гулять в поле с одной девушкой... Мы с ней расположились под одним кудрявым кустиком, в тени, и начали вести между собой разные разговоры. Зная отлично, что гражданка была когда-то дочерью одного крупного хуторянина-помещика, немца, который в свое время имел больше 100 работников-батраков, эксплуатируя их для своих прибылей, я решил начать с ней разговор на тему "Переворот власти", предполагая узнать какие-либо нелепые меньшевистские новости, а, может быть, и опасные для власти слухи. Я начал разговор с разными подходами, выдавая себя учеником Кадетского корпуса, о котором не имею представления, доказывая ей, что если бы не революция, я был бы каким-нибудь губернатором, а революция мне все помешала, и я ее ненавижу. При этих словах у моей Лизоньки как огонь горели щеки и вспыхнули глазки. Она крепко обняла меня за шею, поцеловала и говорит: "Хоть одного человека нашла, который подходит мне во всех отношениях".
36

Ага, думаю себе, наконец тебя поймал. Давай дальше... "Ванечка, — говорит она, — если ты меня любишь как я тебя, я скажу тебе одно средство, посредством которого мы можем избавиться от Советской власти и коммуньГ. Меня дрогнуло как никогда, сердце мое каменеет. Рожа, которая недавно целовала меня, стала мне противной... Но потом опомнился в связи с международным положением и бандитским зверским поступком империалистов, начиная с убийства т. Воровского и кончая Войковым. Я решил принять спокойный вид, играя роль сочувствующего контрреволюционера. Я услыхал: "Ты знаешь, Ваня, здесь есть одна организация, которая имеет переписку с заграницей. Там есть хорошие парни. Они и меня приглашают до них, но я боюсь. Организация эта подпольная"».
Умело использовав провокатора, группу молодых ребят преподнесли как хорошо законспирированную подпольную организацию.
Только в 1994 году прокуратура сделала заключение, что в материалах дела отсутствуют доказательства обоснованности привлечения осужденных к ответственности81.
Отметим, что среди украинских немцев были и те, кто свято верил в «дело мирового пролетариата». Немцы служили в органах ЧК—ГПУ. В 1922 году только в центральном аппарате ГПУ Украины работало 13 немцев. Сын немецкого колониста Эммануил Квиринг в 1923-1925 годах возглавлял ЦК КП(б)У, в состав Политбюро ЦК КП(б)У в 1926 году входил Александр Шлихтер — сторонник коллективизации сельского хозяйства82.
Таким образом, анализ архивных материалов позволяет выделить особенности осуществления репрессивной политики в отношении немецкого населения Украины в 20-е годы.
В завершающий период гражданской войны немцев преследовали за сопротивление установлению советской власти. Были репрессированы служившие в белогвардейских армиях и участники крестьянских выступлений, а также те немцы, чье социальное происхождение именовалось Советами «буржуазным».
С переходом к нэпу власти временно отказались от приоритета полицейско-карательных функций. Немцы, как и другие нации, получили права на развитие культурной автономии в условиях авторитарного режима, который формировался в Советском Союзе.
Во второй половине 20-х годов руководство страны пошло по пути свертывания новой экономической политики. Сталинисты
37

окончательно узурпировали власть в партии и государстве. Их нетерпимость к инакомыслию стала перерастать в репрессии.
Первыми попали под пресс режима зажиточные крестьяне. Их лишали избирательных прав, привлекали к уголовной ответственности за отказ от самообложения, выполнения планов хлебозаготовок, подписки на заем индустриализации.
Власти, объявив немецких колонистов, участвовавших в эмиграционном движении, пособниками международной буржуазии, отправляли в тюрьмы активистов выезда, немцев, ведущих переписку с заграницей, обращавшихся в иностранные представительства за помощью.
Репрессиям подвергались служители культа, обвиняемые в антисоветской пропаганде.
По стране прокатились политические судилища, сфабрикованные органами безопасности против т. н. «вредителей» из среды технической интеллигенции, участников оппозиционных политических партий, «шпионов, диверсантов, террористов», в число которых попали в т. ч. подданные Германии.
На историческом горизонте замаячили 30-е годы, которые принесли многим немцам Украины унижение и террор, депортации и концлагеря, тюрьмы и массовое уничтожение.
38

ГЛАВА ВТОРАЯ
Б ТИСКАХ
КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ
39

ЧрезВЫЧайНЫе меры в отношении крестьян стали применяться уже с января 1928 года в ходе хлебозаготовок. Но особой жестокости репрессии достигли в период так называемой «сплошной коллективизации», призванной коренным образом изменить психологию крестьянства, превратить его в класс, полностью контролируемый государственными инстанциями.
Достаточно сказать, что с конца 1929 до середины 1930 года в Украине было раскулачено свыше 90 тысяч хозяйств, конфисковано имущество стоимостью свыше 90 миллионов рублей. Многие раскулаченные попадали в исправительно-трудовые лагеря или отправлялись на специальные поселения в отдаленные районы страны1.
Основные политические цели кампании по ликвидации кулачества определялись постановлением ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 года «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» и от 14 марта 1930 года «О борьбе с искривлениями партли-нии в колхозном движении»2.
Задачи и функции различных органов государства в проведении политики ликвидации кулачества на основе сплошной коллективизации были определены постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», а также принятой в дополнение к нему секретной инструкцией, адресованной центральным исполни
40

тельным комитетам и советам народных комиссаров союзных и автономных республик, исполкомам краевых и областных Советов3.
Основную работу по выселению кулаков проводили исполкомы местных Советов. Они определяли, кто должен быть раскулачен, в каких размерах следует конфисковывать имущество, кого из раскулаченных и куда выслать, а кого оставить на прежнем месте жительства. На органы госбезопасности возлагались следующие обязанности: «обеспечение выселения бывших помещиков и кулаков в места их поселения; ликвидация всех кулацких антисоветских организаций и группировок, проводивших активную антисоветскую работу; борьба с вооруженными кулацкими выступлениями и бандитизмом»4.
Правовую основу под выселение крестьян с мест постоянного проживания подводило совместное постановление ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1931 года «О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик права выселения кулаков за пределы районов сплошной коллективизации сельского хозяйства».
Согласно директиве, лица, отнесенные к категории кулаков, разделялись на три основные группы. К первой причислялся т. н. контрреволюционный актив — кулаки, которые убегали с постоянных мест проживания и переходили на нелегальное положение. Во вторую группу включались наиболее зажиточные кулаки, местные авторитеты, составлявшие опору антисоветского актива на селе. В третью группу входила значительная часть наиболее зажиточных крестьян, а также середняки, бедняки и даже батраки, выступавшие против коллективизации и получавшие ярлык подкулачников.
Соответственно определенным разрядам выносились и наказания. Как правило, главы кулацких семей, отнесенные к первой группе, арестовывались и их судьбу решали «спецтройки» в составе представителей местных партийных органов, прокуратуры, ГПУ. Раскулаченные крестьяне из второй группы, а также члены семей кулаков первой выселялись в отдаленные районы страны. Лица, попавшие в третью группу, чаще всего переселялись в пределах области или края5.
Классовый подход к жителям деревни доходил до такой жестокости, что врачи отказывались оказывать медицинскую помощь людям, которых определяли кулаками. Народный комиссар здравоохранения наставлял в 1930 году выпускников медицин
41

ских вузов: «Врачи должны держаться классовой морали и не лечить кулаков»6.
Раскулачивание, естественно, не обошло стороной и немецкое население, проживавшее в Украине, как правило, сплоченными колониями. 20 марта 1929 года ЦК КП(б)У принял постановление «Об экономической, культурной, советской работе в немецких селах», которое ориентировало партийный аппарат на «решительное наступление» против «враждебных элементов». Выполняя призыв партии «очистить очаги культуры», увольняли с работы представителей немецкой интеллигенции, выселяли колонистов, которые отказывались вступать в колхозы. Постановлением ЦК КП(б)У от 27 марта 1929 года «О выселении немцев из Николаевского округа» обосновывалась необходимость депортации по национальному признаку. На местах проживания разрешалось остаться только тем, кто «добровольно» расставался со своим хозяйством и вступал в колхозы7.
Сотрудники ГПУ, отслеживая процессы коллективизации в немецких колониях, докладывали партийным инстанциям, что «немецкий крестьянин смеется над понятием кулак, бедняк и середняк. Этой разницы, по его мнению, вообще не существует в немецких колониях»8.
С точки зрения секретаря немсекции ЦК компартии Іебгардта, властям не удалось расчленить немецкую деревню на бедноту, середняков и кулаков, поэтому мероприятия местных органов не находили поддержки со стороны беднейших и средних слоев крестьянства9.
Немецкие колонисты, как известно, славились крепкими хозяйствами. До 1928 года немцы-колонисты имели не менее 16 десятин земли, на которых они создавали образцовые хозяйства. Аккуратность и бережливость, свойственные немцам, отражались на облике домов, хозяйских построек10.
Руководитель ГПУ Украины В. Балицкий, после посещения немецких сел Одесского округа в феврале 1930 года, делился своими впечатлениями: «...села — типичные немецкие зажиточные колонии, с хорошими постройками, с большим количеством скота, инвентаря, с крепким кулаком и середняком, чистые и опрятные. В общем, середняк немецких сел по своей крепкости — кулак украинского села»11.
В уголовных делах на немцев представлены многочисленные справки, выданные сельскими Советами лицам, раскулаченным и осужденным на выселение, с перечислением собственности
42

зажиточного немецкого хозяина: хата, сарай, 3 лошади, 3 коровы, сельхозинвентарь, 100 десятин собственной земли и 25 арендной. Некоторые имели молотилку, нанимали постоянных и сезонных рабочих12.
С конца 20-х годов зажиточные немцы облагались прогрессивным налогом, лишались избирательных прав. Их хозяйства определялись как кулацкие, имущество периодически «распродавалось с торгов», а затем и вовсе принималось решение на общих собраниях колхозников, членов артелей «о выселении ненадежного элемента из пределов колонии» с конфискацией всего имущества13.
Так, Даниил Іергардович Фризен в 1928 году платил налог с хозяйства 172 рубля, в 1929 году — 344, а в 1931 году — 379 рублей; Даниил Августович Лоренц платил в 1927/28 году 164 рубля, в 1928/29 - 182 рубля, 1929/30 - 139 рублей14.
Ф.Я. Штыхлинг, АА. Дерксен, И.Д. Штельмах лишились права голоса в 1928, 1929, 1931 годах как кулаки, «проповедники религии», лица, выступавшие против коллективизации, эксплуатировавшие наемный труд. И.П. Гильденбрандт в 1929 году судился за невыполнение плана хлебозаготовки, в 1930 году лишен избирательных прав, И.Д. Штельмах облагался три года «в экспортном порядке», а в 1930 году был «распродан за невыполнение твердого задания по хлебозаготовке».
Хозяйство В.В. Куна, который «умышленно не выполнял доводимого до двора плана хлебозаготовки и финансовых мероприятий, всемерно противодействуя выполнению означенных кампаний, за что неоднократно распродавался», в 1931 году ликвидировали окончательно15.
Решения о раскулачивании проводились через общие собрания колхозников. Сохранились выписки из протоколов заседаний членов артелей, характеристики на раскулаченных, выданные сельсоветами, справки о том, что представляли собой хозяйства данных лиц, списки тех, кто голосовал за выселение кулака с их собственноручными подписями. В характеристиках обобщались все «преступления» кулака: участие в антисоветских выступлениях, жестокое обращение с бедняками, сотрудничество с австро-германскими войсками, представителями гетманщины, антисоветские и антиколхозные высказывания и т. д. Например, «политфизиономия» того же В.В. Куна выглядела следующим образом: «Сын кулака-экспертника, вместе с отцом жестоко эксплуатировал наемный труд. В 1929 году побил батрачку... часто со сво
43

им отцом опаивал водкой отдельных бедняков и агитировал их против советской власти...». Характеристику завершал категорический вывод: «политически опасный элемент и необходимо его изолировать».
В ГПУ, концентрируя данный материал, выписывали постановление на арест «как меру пресечения способов уклонения от суда и следствия в отношении обвиняемого»16.
Для формальности допрашивался обвиняемый и несколько свидетелей. При этом упор делался на тщательное фиксирование антисоветских высказываний обвиняемого. По ним можно составить представление о том, что считалось криминалом. Скажем, разговоры типа: «коллективизация не пройдет, все равно вы разбежитесь весной», «беднякам земли давать не нужно, она нужна нашим детям», «перевыборы принудительны, нам прислали католика, его надо провалить и выбрать немца» решили судьбу И.П. Гильденбрандта17.
Д.Г. Фризен пострадал за рассуждения: «влада рад хлеб заберет, а мы будем голодные», выступления против реализации займа: «займ — это чепуха, лежит без движения, не надо его брать». Я.М. Шитц, A.A. Дерксен угодили в тюрьму за агитацию среди бедноты: «...коллективизация — это цель коммунистов согнать людей в одну экономию и поставить над ними управляющего коммуниста, который будет издеваться над людьми»18.
Карались крестьяне за намерения не сдавать хлеб в счет хлебозаготовок, т. к. «все равно он идет за границу, а мы остаемся голодными», за сочувствие и посылку высланным на Север родственникам денег и продовольствия. Попытка помолоть зерно до выполнения плана по хлебосдаче также считалась преступлением19.
Германское правительство стремилось в период коллективизации защитить своих граждан, проживавших на территории СССР. В результате германо-советских переговоров, состоявшихся в Москве с 16 июня по 8 июля 1930 года, гражданам Германии в Украине предоставлялись следующие права:
«1. В районах, где проводится землеустройство в связи с решением большинства крестьян войти в коллектив, — германские граждане, не вступившие в коллектив, а продолжающие индивидуальное хозяйство, получают равноценные участки земли по возможности по месту жительства, а если это по местным условиям невозможно, то в другом земельном обществе.
2. Если германские граждане, не желающие вступить в коллектив, возвращают свои земельные наделы, то им выплачивается стой
44

мость их домов и прочих строений, огородов и фруктовых садов, а также последнего года по обработке земли, посеву, удобрению и т. п.
3. Оценка имущества (в случаях, указанных выше) производится местными административными и финансовыми учреждениями. Германским гражданам предоставляется право обжаловать эту оценку перед надлежащими органами».
8 июля 1930 года в «Известиях» было опубликовано заявление ТАСС об отчете советско-германской согласительной комиссии, в котором говорилось об урегулировании в отношении германских граждан проблем, возникающих в ходе коллективизации, и оставлении на будущее рассмотрения вопросов спорного характера, под которыми подразумевались эмиграционные процессы, нарушение прав советских немцев и т. п.20.
Тем временем проблема, связанная с желанием немцев покинуть пределы СССР, продолжала стоять очень остро. Ее решению посвящались директивы ЦК ВКП(б) от 12 апреля и 26 октября 1929 года, постановление ноябрьского пленума ЦК и президиума Совета национальностей при ЦИКе СССР, постановления ЦК от 6 февраля и 6 декабря 1930 года. Они предусматривали комплекс мер по преодолению эмиграционного движения. В январе 1930 г. постановление ЦИК и СНК СССР воспрещало самовольное переселение кулаков и распродажу имущества. Как мера наказания предусматривалась опись имущества, арест главы семьи беженцев с передачей дела в ОГПУ21.
В феврале ЦК КП(б)У рассмотрел вопрос об эмиграционном движении среди колонистов Одесского, Николаевского, Херсонского, Мелитопольского, Запорожского, Волынского, Коростен-ского, Артемовского, Луганского, Днепропетровского, Сталинского округов. Партийные комитеты обязывались ликвидировать попытки «антисоветского элемента» организовать выезд колонистов за границу. В апреле 1930 года ЦИК СССР выдал распоряжение о недопущении выезда в Москву крестьян, собирающихся эмигрировать22.
Однако предпринятые меры не смогли остановить волну эмиграции. Немецкие колонисты усиленно готовились к выезду. Слухи о возможном появлении представителей Германии в колониях распространялись среди крестьян. Многие колонисты прекратили заниматься сельским хозяйством, продавали нажитое, дети перестали посещать школу. На принудительно организуемых собраниях колонистов представители власти вместо слов осужде
45

ния эмиграции порой слышали: «...хотя мы и осуждаем эмиграцию, а все-таки весной поедем за границу»23.
Советские инстанции рассматривали эмиграцию как «особый вид обостренной классовой борьбы в условиях немецкой деревни» и делали все возможное для прекращения выезда.
И все же, наряду с репрессивными мерами, власти иногда шли и на уступки. Так, некоторым «лишенцам» восстановили избирательные права. 28 июня ВЦИК разрешил выезд за границу эмигрантам, которые имели справки Совторгфлота о том, что в их адрес от родственников из-за границы поступили денежные суммы для оплаты паспорта.
Только с июля 1930 года советское правительство решительно отказалось выпускать немецких крестьян за границу24.
Проводя в жизнь партийные решения о создании колхозов, уже с октября 1928 по май 1929 года власти создали 629 коллективных хозяйств, например, им. К. Маркса, «Ландман», «Фор-вертс», «Іофнунг». Количество колхозников в немецких национальных районах выросло вдвое.
Коллективизация сопровождалась массовым раскулачиванием. Только в Люксембургском районе было раскулачено 166 хозяйств, конфискованы 161 жилищная постройка, 597 коров, около двух тысяч десятин земли25.
В результате первой волны коллективизации до конца 1930 года в колхозы объединили 68 немецких хозяйств. Так, в Люксембургском районе в 1929 году уровень коллективизации составил 24%, в октябре 1930 - 54%, в декабре 1930 года - 76%26.
После вынужденного решения ЦК ВКП(б) о снижении темпов коллективизации, принятого под давлением повстанческого движения крестьянства и прикрытого фразеологией о принятии «немедленных мер против искривления партийной линии в колхозном движении», новая волна раскулачивания началась весной 1931 года. Она была направлена против «кулаков», якобы срывавших хлебозаготовки. В марте 1931 года началась кампания по «ликвидации кулачества как класса». С июля 1931 года СНК СССР поручил ОГПУ административное руководство всеми переселенцами. Развернулась и идеологическая поддержка проводимой политики. Пользовавшийся популярностью в народе М. Горький открыто выдвинул страшный тезис: «Если крестьянин-частник не понимает, что закончились "сроки, отведенные ему историей", то это дает нам право считать себя все еще в состоянии граж
46

данской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается — его уничтожают»27.
Циркуляр ГПУ Украины от 30 августа 1931 года, констатируя, что «прошедшие в первое полугодие 1931 года массовые операции и выселение кулачества... существенно изменили политическое лицо района», требовал от сотрудников «охватить все социальные группы, не выпускать из поля зрения ни одного объекта, в т. ч. принять решительные меры к постановке обслуживания женщин-колхозниц, единоличниц, жен кулаков и репрессированного контрреволюционного элемента...». Районам, где проживали представители национальных меньшинств (поляки, болгары, немцы), уделялось особое внимание.
Для обеспечения выселения кулаков из районов сплошной коллективизации в помощь органам ОГПУ придавались сотрудники милиции и выделенные партийными и советскими органами активисты из бедняков и середняков28.
Посмотрим, что собой представляло положение в немецких колониях в 1931 году на примере Одесского региона. По данным ГПУ УССР, здесь проживало более 111 тысяч немцев. С середины 1931 года, с началом уборки и молотьбы хлеба, развернулась хлебозаготовительная кампания. Партийно-советские органы проводили упорную работу по «выкачиванию» хлеба. Крестьяне прятали урожай, продавали свое имущество и уходили в города. Защитниками интересов населения выступали представители 27 лютеранских церквей и пяти приходов (пасторы Шимке, Франк, пробст Шиллинг), 35 католических костелов (патеры Вольф, Рей-херт, прелат Крушинский); реформаторских общин (Ган) и др. Настоятель Страсбургского костела в проповеди внушал прихожанам: «Колхозники не совершат греха, если какими-либо мерами создают себе запасы на зиму, т. к. в этом году благодаря хлебозаготовкам заберут все». Власти отвечали массовыми репрессиями. За «антисоветскую агитацию» арестовали пастора Коха, выслали за границу пастора Зейба, отправили в концлагерь пастора Шайбле, уничтожили баптистский центр и выслали на Север всех проповедников, осудили меннонитских проповедников Фота и Дикмана. Из оставшихся священнослужителей большинство подверглись раскулачиванию и находились на иждивении колонистов. Однако подорвать авторитет служителей культа не удалось. В советские органы поступали массовые заявления об освобождении проповедников, на станции перед отходом эшелонов с
47

осужденными съезжались целые делегации, чтобы проститься с ними29.
Уголовные дела на немцев, осужденных в период коллективизации, фиксируют мельчайшие подробности людских судеб. ГА. Классен, к примеру, до 1930 года занимался сельским хозяйств вом. В ходе раскулачивания и высылки семьи на Урал, убежал из села. Он скрыл свое социальное происхождение, устроился работать строителем. Вскоре был «выявлен», т. к. обмолвился, что «если б не было колхозов, то был бы отец мой дома и было бы целое наше хозяйство», осужден и выслан на Север80.
Раскулачиванию подвергались специалисты своего дела, нажившие добро своим нелегким трудом. Именно таким крестьянином был И.М. Наймайер. Лишившись хозяйства еще в 1929 году, он затем «затесался в колхоз» и проводил с односельчанами беседы, которые дали основание следствию определить их как «агитацию против мероприятий соввласти», призывы к ее свержению и установлению «крестьянской власти». Наймайер, в частности, говорил: «Не идите в колхозы. Это кабала для крестьян, вы помните, как работали люди на панов в крепостное время, так и сейчас будет, если вы пойдете в колхоз. Будут вас менять на собак и кошек», или «напрасно вы отдаете государству хлеб, а потом сами будете сдыхать с голоду и никто вас не пожалеет». В деле Наймайера имеется заявление от правления колхоза с просьбой выпустить арестованного под поручительство для строительства коровника31.
Одним из самых гибельных последствий коллективизации стало значительное уменьшение социального слоя крестьян-умельцев, на которых держались села.
В результате реализации политики коллективизации, в Украине на 1 января 1931 года в колхозах насчитывалось 34,4% хозяйств, 1 июня — 64,7%, а 1 ноября — 69,3%. Доля коллективизированных хозяйств немецких колонистов в 1931 году достигла 80%.
Продолжалась ликвидация зажиточных хозяйств с конфискацией имущества тех, кто не хотел вступать в колхозы. Вследствие этого весной и летом было «раскулачено» еще 23,5 тысячи семей, или около 150 тысяч человек32.
Среди тех, кто ощутил на себе всю тяжесть методов по внедрению коллективных форм хозяйства на селе, оказались и семьи Эйсфельдов. Братьев П.И. и Х.И. Эйсфельдов, жителей хутора Землероб Синельниковского района, привлекли к уголовной
48

ответственности за то, что они занимались антиколхозной и антисоветской агитацией. В частных разговорах Эйсфельды высказывали мнение о том, что «колхоз — это крепостное право», «безвинных людей высылают, а остальных загоняют в создаваемые колхозы, где... придется работать на лентяев». Инкриминировали им попытку выехать из СССР, продать свой скот, отказаться от подписки на государственный займ33.
Массовый порядок осуждения требовал поставить дело по привлечению людей к уголовной ответственности на «конвейер».
ГПУ были разработаны специальные бланки справок, учетных карточек, анкеты и т. д. для раскулаченных. Оставалось только заполнить графы. Например, «облагался ли в экспортном порядке и сумма обложения», «состоял ли глава семьи или члены семьи в колхозе и сколько времени, если вычищены, когда и за что».
Поражает типичность составления уголовных дел на раскулаченных. Огромное количество людей высылалось по заранее заготовленному сценарию. Из дела в дело переходят слова, сказанные осужденными: «планы не реальные, государство заберет весь хлеб, а мы останемся голодать», служившие основанием к репрессиям34.
В соответствии с подобной практикой, Сталиндорфская тройка по выселению кулачества (выписка из протокола заседания № 1) просила районный исполнительный комитет выслать за пределы Украины Я.Д. Лоренца, который «вел яростную агитацию против власти советов», «позорно относился к хлебозаготовкам», «заявил, что хлеб не отдаст». Президиум РИК констатировал: «все это доказывает, что кулацкое засилье не сломлено и поэтому нужно очистить сельсовет от кулаков», а сотрудники ГПУ в ходе следствия обнаружили, что Лоренц говорил односельчанам: «не работайте в колхозе, лучше наймитесь к евреям или ко мне, а то сдохнете с голоду», и отправили обвиняемого на три года этапом в Казахстан35.
Дискриминации подвергались дети «кулаков», избежавшие по разным причинам высылки. Генрих Панкрац, 1912 года рождения, как сын кулака колонии Нижняя Хортица Запорожского района был исключен из педтехникума. Познакомившись на новой работе с такими же «антисоветски настроенными личностями», организовал группу немецкой молодежи, негативно относившейся к советской власти, и агитировал «в массах за неосуществимость коммунизма». И хотя в дальнейшем группа распалась, так ничего и не сделав, следователи пытались оформить юношей в организацию, связать ее с известной «Промпартией»36.
49

Помимо административно-репрессивных методов «ликвидации кулачества», к 1932 году были отработаны и чисто экономические способы раскулачивания. На все «кулацкие» хозяйства распространили индивидуальные обложения сельскохозяйственным налогом. Была введена специальная шкала доходов с резко возрастающей ставкой налога. Расширились виды обязательных уплат. Налоговая политика строилась таким образом, что уже при доходе в 1,5 тысячи рублей платежи превышали весь доход крестьянского хозяйства. Скажем, если крестьянское хозяйство получило доход в размере 5 тысяч рублей, то оно в таком случае должно было уплатить около 7,5 тысячи рублей налога. Поскольку размер дохода определялся расчетным методом, а не по факту, то сплошь и рядом «кулаки» оказывались злостными неплательщиками. Их имущество, скот, другие средства производства и инвентарь конфисковывались. Широко использовался и такой метод раскулачивания, как обложение хозяйств твердыми заданиями по основным видам заготовок сельхозпродукции. Кулаки не допускались в колхозы, сельхозкооперативы, потребительские общества. Они не могли купить себе инвентарь, получить кредит, не имели права покупать продукты в кооперативной лавке. В 1932 году ввели паспортную систему в городах, фактически прикрепив крестьян к земле, сделав их «государственными крепостными»37.
Беспощадным репрессиям подвергались те, кто не выполнил планов по хлебозаготовкам. В Украине придумали такую форму борьбы с неплательщиками, как занесение на «черную доску». К селам, подвергавшимся такому наказанию, применялись экономические санкции, приводившие к постепенному вымиранию жителей. Многочисленные судебные процессы осуждали «вредителей», «саботажников», «расхитителей» колхозного добра к расстрелу. Газеты требовали от имени народа «уничтожить кулацкую агентуру»38.
Положение немецких колонистов в Украине в 1931 году стало невыносимым. Осенью 1931 года здесь появились немецкие крестьяне из Западной Сибири, которые бежали от непосильных налогов. Но вскоре все вернулись назад, «голые и голодные», ибо в Украине было еще хуже39.
Первые тревожные сообщения о голоде в национальных немецких районах встречаются в документах, датируемых весной 1931 года. В первую очередь они связаны с отчетами с мест о завершении коллективизации. Например, в Люксембургском райо
50

не было коллективизировано 95,5%, в Высокопольском — 86,2%. Из 20 тысяч жителей Люксембургского района колхозниками стали 15 тысяч. Из колхозов властям было намного легче «выкачать» хлеб. Корреспондент газеты «Коммунист» П. Черных в декабре 1931 года сообщал, что в селе Немецкий Хрещатик на Харьков-щине из-за того, что колхоз выполнил план по сдаче сена, происходит массовый падеж скота. Член ВУЦИК Вельме докладывала в центр, что в Одесском регионе в колхозе «Фриш анс Верк» после того, как два раза вывезли хлеб по разверстке, «на третий раз все было взято под метелку»40.
К началу 1932 года в Украине насчитывалось 242 пункта, населенных немцами, с общим количеством около 400 тысяч человек. В семи немецких национальных районах: Высокопольском, Люксембургском, Молочанском на Днепропетровщине, Пулин-ском — на Киевщине, Зельцском, Карл-Либкнехтовском, Спартаковском — в Одесской области существовало 97 Советов, из них 84 — сельских. Всего в Украине 258 сельских немецких Советов были охвачены коллективизацией.
К этому времени в колониях в ходе коллективизации крупные хозяйства уже были уничтожены. Экономически сильными оставались хозяйства колонистов — подданных Германии41.
Несмотря на репрессивные меры, крестьяне отказывались вступать в колхозы. Так, за первую половину 1932 года в Пулин-ском районе процент коллективизации снизился с 80 до 35%. Хлебозаготовки выполнялись за счет сбора посевматериала. Специальные бригады ходили по домам и отбирали муку, продукты. Проводились налоговые обыски, и при обнаружении ям с картофелем забирали весь картофель. О том, как происходила «выкачка» у крестьян, красноречиво свидетельствуют документы: «Буксирная бригада совместно с сельсоветом вызвала ночью середняков и бедняков, заставила председателя колхоза дать 10 подвод... на которых они колхозников вывезли по морозу на поле, раздели голыми и оставили их в степи. А через некоторое время эти самые подводы привозили их обратно и мучили их вновь, душили их за горло, побили им морды, таскали женщин, посадили их раздетыми в холодное помещение. Такими методами они целую ночь мучили людей...» (колхоз «Фриш анс Верк»). В результате многие крестьяне, распродав скот и имущество, бежали из своих районов, захватив самые необходимые вещи. В Молочанском районе хлебозаготовки сопровождались арестами, издевательствами.
51

Крестьян, покинувших места проживания, ловили и насильственно возвращали назад42.
Колонистов, ранее бежавших на Кавказ, где размещались немецкие концессии, по возвращении зачисляли в разряд контрреволюционеров и репрессировали.
Политика властей вызывала сопротивление немцев. В селе Михайлючки Шепетовского района был убит председатель сельсовета Шварц, в колхозе Родичи Эмильченского района выстрелом из обреза убили председателя местного Совета. В Пулинском и Черняховском районах Г. Мерк, Ф. Лаговский и другие организовали группу из 30-35 человек для расправы с коммунистами, в Житомире Юлиус Нахтигаль, Эмиль Польсфут поджигали имущество колхозов и т. д.43.
Осенью 1932 года в Украину приехал В.М. Молотов с задачей любой ценой выполнить план по сбору сельхозпродукции. Планы по сбору хлеба стали спускаться столь нереальные, что даже руководители местных Советов вынуждены были признавать: «все равно крестьянству умирать голодной смертью», ибо у власти находятся «просто безголовые, которые создают планы такие, что их невозможно выполнить, и тем самым восстанавливают против себя народ»44.
Спасая свою жизнь, крестьяне пытались хоть что-то оставить на пропитание. Это расценивалось как «кулацкий саботаж хлебозаготовок».
7 августа 1932 года был принят закон «Об охране социалистической собственности». Редактируя его, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) лично вписал: «...люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа...» За хищение колхозного имущества предусматривался расстрел или 10 лет лагерей. Закон «О колосках», как его называли в деревне, безжалостно карал тысячи голодающих45.
Позднее, 8 сентября 1932 года, Политбюро ЦК ВКП(б) на своем заседании рассмотрело и утвердило текст инструкции для Верховного суда СССР и ОПТУ по проведению в жизнь этого закона. В соответствии с законом, даже незначительные преступления предусматривали высшую меру наказания. Только за первый год по закону осудили около 300 тысяч граждан, из них 5% — к расстрелу46.
ГПУ Украины, развернув борьбу против «организованного саботажа хлебозаготовок, массового воровства в колхозах и совхозах, террора в отношении наиболее стойких, выдержанных ком
52

мунистов и активистов села», ликвидировало в 1932 году «повстанческое подполье» в Украине, охватившее до 200 районов47.
Были осуждены, к примеру, секретарь сельсовета Бертман, призывавший немцев выехать на Кавказ; секретари сельхозартелей Вальтер Эмилий за связь с кулаками, И.И. Штамлер по обвинению в «потворстве кулачеству»; группа колонистов Рыков-ского района, якобы готовивших теракты против советского актива; три немца из Одессы, участвовавших в восстании 1919 года и негативно высказывавшихся о коллективизации; 37 колонистов из Волыни, бросивших свои хозяйства, и т. д.48.
Осенью 1932 года ЦК КП(б)У рекомендовал ГПУ провести массовую операцию «по нанесению оперативного удара по классовому врагу». Основная цель операции — выявить «контрреволюционные центры, которые организуют саботаж и срыв хлебозаготовок и других хозяйственно-политических мероприятий». Наметили арестовать 3425 граждан, из них по линии «украинской контрреволюции» — 1180, «белой контрреволюции» — 247, «польской контрреволюции» — 540, «сельской контрреволюции» — 812, по «церковникам и сектантам» — 420, «контрреволюционным группам в промышленности» — 63, «вредительству в сельском хозяйстве» — 135. Операция должна была охватить 243 района Украины49.
Одновременно при поддержке секретаря ЦК КП(б)У СВ. Косиора проходила операция по т. н. «колхозному сектору», в ходе которой репрессировали 766 работников сельского хозяйства, в том числе председателей колхозов, директоров совхозов. Только за период с ноября 1932 по январь 1933 года ГПУ УССР ликвидировало 1208 «контрреволюционных колхозных» групп, арестовало 6682 человека50.
В тюрьмах находилось так много крестьян, что приходилось принимать специальные решения о временном освобождении людей на время посевной кампании51.
Давая установку на форсирование сроков проведения следствия по делам, партийные органы требовали учитывать социальную и партийную принадлежность обвиняемых, расценивать все «теракты исключительно как акты политического характера».
Сложно подсчитать количество немцев, пострадавших в результате насильственной коллективизации. В карательных операциях против крестьянства участвовали различные государственные структуры. Только органы безопасности в Высокополь
53

ском районе насчитали за период с 1930 по 1932 год включительно 69 хозяйств раскулаченных, 44 семейства высланных в отдаленные места СССР. В 1930-1931 годах ГПУ ликвидировало здесь 13 контрреволюционных группировок с общим количеством 67 человек. В 1932 году репрессировали 94 колонистов за «сплошной кулацкий саботаж». При этом весь состав правлений 14 колхозов (53 человека) осудили за саботаж хлебосдачи. Председателя колхоза «Эйнигкейт» приговорили к расстрелу52.
Всех немцев, которые вели переписку с родственниками в Германии, обращались за помощью в выезде за границу к иностранным гражданам или организациям и даже просто говорили, что за границей немцам живется лучше и следует покинуть СССЕ арестовывали и осуждали как антисоветский элемент.
В 1932 году ГПУ УССР перлюстрировало 15 200 писем колонистов, почти треть которых было признано корреспонденцией «с ярко выраженным контрреволюционным содержанием». Криминальными считались следующие мысли колонистов: «Здесь что-то ужасное. По ночам аресты. Бросают людей в тюрьмы» (Мо-лочанский район); «Мы "добровольно-принудительно пошли в коллектив. Страшно там мучают людей. Настоящее крепостное право» (Донбасс); «Зверства творятся в Советской России над крестьянством. В домах вчера и сегодня опять слезы и стоны. На улице сплошь слышны проклятия. Страх наивысший. Две недели тому назад были совершенно разорены 5 семейств. Все у них забрали, а их выгнали из своих домов как собак» (Молочанск); «По ночам аресты, около 700 чел. арестовано. Сидят по сараям, подвалам. Так тесно, как сельдям в бочке» (Запорожье).
Перлюстрированные письма служили основанием для преследования людей. Так, в основу обвинения меннонитов Эдигера и Петкау была положена переписка с Унру и Крекером, бывшими колонистами, эмигрировавшими в Германию53.
Несмотря на противодействие советских властей, немцы пытались любым способом покинуть пределы СССР. Колонисты посылали своих представителей в консульства для решения вопроса о выезде. Наиболее влиятельные лица в колониях составляли рекомендательные письма для получения визы в консульствах. В документах указывалось, что желающий выехать из СССР человек верующий, «незапятнанный в советском движении».
В представительствах Германии немцы рассказывали о реальном положении дел в колониях, о принудительной коллективи
54

зации, о том, что «население против этих мероприятий, но, будучи запуганным, вынуждено идти, оставаясь без всяких средств к существованию». В 1932 году в консульствах разъясняли, что выезд мог быть разрешен только в том случае, если кто-либо из обращавшихся является подданным Германии или родственно связан с эмигрировавшими за границу.
Кампания с выездом немцев завершилась тем же, что и в 1929 году. Вернувшиеся ни с чем из Москвы и Харькова, люди оказывались перед фактом конфискации их имущества сельсоветами54.
Наряду с попытками решить вопросы эмиграции путем получения официального разрешения на выезд, немцы стремились перейти в германское подданство для последующего выезда за границу или эмигрировать нелегальным путем. По поручению целых групп колонистов отправлялись ходоки в германские консульства с ходатайством предоставить немцам подданство Германии. Ходатаев привлекали к уголовной ответственности. В Лисичанском районе (Донбасс) были арестованы Бер и Эрдан, в Ново-Николаевском районе — Фрейберг, в Пулинском — Цильке и Гране.
Только на Волыни в 1932 году обращение в консульство с просьбой получить германское гражданство стало причиной осуждения 70 колонистов.
Колонисты, подданные Германии (Линке, Тутьяр и др.), пострадали за передачу советским немцам национальных паспортов Германии, выданных консульствами55.
Разумеется, в тюрьмах оказывались и те немцы, которых задерживали при нелегальном переходе границ СССР, а таких ежемесячно арестовывали 20-30 человек.
Так, во время продвижения к границе была арестована группа немцев в составе шести семей во главе с братьями Литке.
Помимо представительств Германии в Украине эмиграционному движению немцев содействовали некоторые зарубежные организации: евангелическое лютеранское объединение «Братья в нужде», меннонитское общество «Меннонитенгейм» и др. Они отправляли в различные советские инстанции письма с требованием выдачи выездных документов колонистам. В меннонитских колониях распространялась копия декларации конференции канадских меннонитов к председателю ЦИКа М.И. Калинину с обращением разрешить беспрепятственный выезд высланным на Север кулакам и проповедникам56.
55

ГПУ использовало факты обращения в посольства, встречи с гражданами Германии как веский аргумент в пользу контрреволюционной деятельности, шпионажа и т. д. Особенно часто встречаются обвинения немцев в том, что они являлись информаторами германских консульств. Так были репрессированы Герберт Шредер, Гергард Фотт, Александр Вехтер-Ретц и другие. Привлекались к ответственности получатели заграничной литературы, корреспонденты иностранных газет и журналов. Отто Кремера, получившего календари от организации «Аусланддей-че», выслали на Север; Андерса, Нау и Фосса арестовали под предлогом того, что как корреспонденты иностранных изданий они освещали лишь негативные стороны жизни колонистов.
Политическим преследованиям подвергались служители культа. Центром религиозного объединения всех меннонитских общин в СССР являлся Молочанский район, где существовал «Всесоюзный комитет меннонитов по церковным делам» (КФКА). Комитет размещался в колонии Шензее и состоял из трех человек. Члены комитета были раскулачены. Председатель Эдигер вынужден был бежать из района, секретаря Мартенса выслали на Север. Дик отказался от активной работы. Из Г50 проповедников осталось 35-40, остальных репрессировали. Молитвенные дома в основном закрыли и использовали для хозяйственных надобностей57.
Немцы-лютеране в Украине сосредоточивались, главным образом, в районах Донбасса, Днепропетровщины, Волыни, Киев-щины, Одесской области.
В планы ГПУ УССР по отношению к лютеранской церкви входило: «1) препятствовать оформлению и регистрации общин; 2) устанавливать случаи нелегального денежного сбора на нужды церкви; 3) увеличивать налоговое обложение; 4) выявлять антисоветски настроенных проповедников и привлекать их к уголовной ответственности; 5) дискредитировать реакционных пасторов на почве быта; 6) использовать алчность пасторов, получающих деньги из-за границы; 7) усилить деятельность сепаратистов по разложению приходов; 8) проработать материалы на ряд наиболее активных пасторов с расчетом на применение к ним репрессий за активную контрреволюционную деятельность...»58.
В 1932 году из 30 пасторов за контрреволюционную деятельность осудили Шайбле и Феля, Мельмана и Зейба. Органы безопасности зорко следили за харьковским пробстом Биртом, который воссоздавал пастораты, организовывал пятидесятки, за пас
56

торами Дейчманом (колония Гакштедт), Майером (колония Ей-генфельд), Клюдтом (Ново-Николаевский район). Внимание ГПУ было приковано к пасторам Кенигсфельду (Киев), Упле (Житомир), поддерживавшими отношения с консулами Германии, получавшими финансовые субсидии, проводившими работу по «религиозно-национальному сплочению немцев»59.
Среди католических священников выделяли ксендза Куна, агитировавшего против коллективизации, прелата Крушинского, объединявшего вокруг себя ксендзов Одесской области и старавшегося «затушевать классовую борьбу под видом проведения идей любви к ближнему».
Проявление человеколюбия дорого обходилось священнослужителям. Кистера колонии Гринталь-Колье арестовали за снабжение бежавших из ссылки фиктивными документами, кистеров Мейера и Ризе осудили как укрывателей беглых кулаков в Донбассе60.
В целом, к середине 30-х годов в Украине осталось лишь 9% действующих молитвенных домов (в сравнении с 1913 годом). Верующие перестали быть равноправными гражданами, их в массовом порядке выселяли с мест постоянного проживания61.
По подсчетам исследователя В. Земского, сделанным по материалам НКВД, в 1930-1932 годах из Украины было выселено 63 817 семей. Из них в Северный край - 19 658, на Урал - 32 127, в Западную Сибирь — 6556, в Восточную Сибирь — 5056, в Якутию — 97, на Дальний Восток — 323. Этапами отправляли всех осужденных внесудебными инстанциями, независимо от состояния здоровья (кроме коечных больных)62.
Положение спецпереселенцев было чрезвычайно тяжелым. Обращает на себя внимание справка Верховного суда СССР, подготовленная в 1931 году после фронтального обследования На-риманского края. В ней, в частности, говорилось, что «в большинстве районов края спецпереселенцы в хозяйственном отношении обеспечены неудовлетворительно... Жилищное строительство своевременно не было начато. В результате этого в ряде поселений положение с жильем крайне обострилось и переселенцы в начале зимы оказались в куренях, землянках, не защищенных от холодов и дождей. Это положение ухудшается еще необеспеченностью теплой одеждой и обувью... Почти все поселения, размещенные на большом расстоянии от водных путей, до конца навигации продовольствием обеспечены не были. Сеть
57

медпунктов абсолютно недостаточная. В результате этого высокая смертность среди стариков и детей. Так, по Порабельской комендатуре на протяжении лета (1931 года) до 1 сентября умерло 1375 человек, из них 1106 детей. По Средне-Васюговской комендатуре с момента расселения спецпереселенцев по 1 сентября умерло 2158 человек, или 10,13% от общей численности»63.
Аналогичная картина наблюдалась и в других районах. Крестьяне размещались в полуразрушенных землянках, в невероятно антисанитарных условиях. Люди были буквально раздеты, подчас работали в мерзлоте босыми. Нормы выработки устанавливались непосильные, чтобы их выполнить, спецпереселенцы оставались для работы в лесу сутками, где зачастую замерзали64.
Вернувшийся из Сибири после знакомства с положением высланных немцев, Август Канецка сообщил об ужасных муках 1,5 тысячи немцев, которых «гонят при 60-градусном морозе. Около Уссурийска вымерли почти все дети и женщины»65.
Не удивительно, что с самого начала проведения операций по выселению кулачества власти столкнулись с массовым бегством из мест высылки. В связи с этим органы ОГПУ, милиции использовали для розыска коммунистов, комсомольцев и других активистов из местных жителей, проводили облавы, прочесывали населенные пункты и лесные массивы66.
Генрих Яковлевич Ригер открыто выступал против коллективизации. В связи с желанием Ригера эмигрировать за границу, его имущество было «разбазаровано», а сам он этапирован в город Котлас. Из высылки Ригер бежал, скрывался у проповедника, рассказывая о том, «что там хлеба не дают, жизнь очень скверная, все бегут оттуда». ГПУ вновь арестовало «контрреволюционера» и осудило на три года.
В Житомире сотрудники ГПУ поймали бежавших из-под стражи Юлиуса Нахтигаль и Эмиля Польсфуга, в Гришинском районе — И.И. Штамплера и т. д.67.
К концу 1932 года из Украины депортировали более 800 тысяч человек68.
С середины 1932 года социально-экономическая обстановка в стране резко ухудшилась. Трудности с выполнением планов первой пятилетки сталинское руководство пыталось преодолеть усилением принудительных методов управления. Ставка на успешное проведение индустриализации за счет крестьян привела к ужасающему голоду в Украине.
58

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 года Сталин выдвинул задачу «перестроить фронт борьбы с кулачеством». Механизмом реализации политики «ликвидации кулачества» стали политотделы, машинно-тракторные станции и совхозы. Помимо разного рода налогов, единоличники несли трудовую, гужевую и иные повинности. Многие из них не выдерживали такого мощного давления, за что подвергались уголовному наказанию или экспроприации имущества. Крестьяне просто-напросто бросали хозяйства. Их насильно возвращали, обрекая на голодную смерть. За невыполнение любых государственных налогов представители власти арестовывали, издевались, пытали крестьян. Документы того времени изобилуют фактами избиений. Людей сажали на раскаленные печи, привязывали к лошадям, пуская их вскачь, загибали ноги за голову, зажимали пальцы в двери, убивали палками за пучок зеленого лука, горсть кукурузы. Жен заставляли разводиться с мужьями, детей отказываться от родителей. Суды и внесудебные органы рассматривали дела крестьян — «государственных преступников» — вне всякой очереди. Прокуратура пристально следила за тем, чтобы органы ГПУ не ослабляли репрессий. Крестьян довели до такого состояния, что они покорно подчинялись самым диким издевательствам, считая, что «раз это делают коммунисты, то имеется такая установка партии и правительства». Село буквально вымирало, массовым явлением стало трупоедство, людоедство69.
В отчаянии крестьянин села Морозово Хортицкого района Иоган Завадский отправил письмо в «Немецкую центральную газету»: «У нас в СССР величайший в мире голод и нужда. В нашем селе ранее было 103 семейства, а сейчас осталось только 18; остальные выдохли, причем резали и поедали детей. Я сам задушил и съел свою трехлетнюю дочь. После этого у меня нет больше охоты жить. Все это принес с собой советский строй, за это мы можем его благодарить».
Представители власти охарактеризовали письмо как «контрреволюционное по своей сути и форме», а его автор получил ярлык «подкулачника»70.
Особенно пострадали от голода крестьяне Высокопольского, Люксембургского, Молочанского районов, где вымирали целые семьи, дети перестали ходить в школу, лежали дома пухлыми. Органы ГПУ отмечали здесь многочисленные случаи каннибализма71.
59

По данным ГПУ УССР, в марте 1933 года в Высокопольском районе от голода умерло 106 человек, состояние еще 162 оценивалось как безнадежное.
Сложно подсчитать, сколько погибло от голода людей, в т. ч. немецкого населения. По данным статистики, в 1933 году в городах Украины умерло 1,7 тысячи немцев, в сельской местности —
12 тысяч. Однако, статистические сведения вряд ли верно отражают действительное положение вещей. Исследователи называют разные данные о количестве умерших от голода в Украине в 1932-1933 годах — от 3,5 до 8-9 миллионов человек72.
Протесты населения власти подавляли репрессивными мерами.
Продолжая выявлять контрреволюционные формирования, «возникшие на почве голода», органы ГПУ определили для себя, что «вдохновителем и руководителем повстанческого движения являются пасторы, кистеры и сектантские проповедники. Националистическая работа проводится через кулачество и антисоветский актив в колхозах».
В центр докладывались данные на сотни арестованных. Например, Донецкий губотдел ГПУ разоблачил в Ровенском районе кулацкую группировку во главе с Ф.П. Іольбехом, арестовав
13 колонистов Лисичанского района, объединившихся в повстанческую организацию. В списках ГПУ УССР на 92 человека, составленных в октябре 1933 года, значились командир отдельной роты связи 43 полка, сын кулака A.A. Дуккарт; бывший органист костела, сын арендатора, проводивший националистическую работу среди колонистов, А.И. Беккер; крупный помещик И.А. Шард; пастух, бывший крупный кулак В.М. Брильц; учитель из Каховки И.И. Фишер и др.73.
Прослеживается тенденция властей объединять многочисленные антисоветские выступления крестьян в мощные «формирования», преследовавшие цель свергнуть советскую власть путем вооруженного восстания. Как создавалась одна из таких — «укра-ино-немецкая контрреволюционная повстанческая организация», — можно проследить по материалам уголовного дела. Весной 1933 года ГПУ арестовало 134 человека немцев и украинцев, которые, «ориентируясь на фашистскую Германию», проводили «вербовочную работу в немецких колониях». Деятельность организации, якобы, осуществлялась под лозунгом борьбы за отторжение Украины от СССР и восстановления «независимой
60