2 В.В.Ченцов Трагические судьбы

личестве? Почему здесь ведется такая политика, что нам невозможно больше оставаться?..»64.

lex, кто открыто выражал свое отрицательное отношение к советской действительности, объявляли контрреволюционерами, судили, выпроваживали из СССР

В 1925 году был организован судебный процесс по делу «Консул». На скамье подсудимых оказались подданные Германии К.Г. Киндерман, Т.Э. Вольшт, М.Н. Дитмарин за принадлежность к террористической организации, якобы стремившейся совершить покушение на И.В. Сталина. Процесс получил международный резонанс. Подсудимых приговорили к высшей мере наказания, несмотря на категорическое отрицание ими своей вины, заявления о фальсификации материалов следствия. Впоследствии их обменяли на арестованных в Германии коммунистов65.

По замыслу организаторов подобных процессов, они должны были способствовать разоблачению реакционной сущности зарождающегося в Германии фашизма и «пригвоздить его к позорному столбу истории»66.

О том, что положение подданных Германии с середины 20-х годов изменялось к худшему, свидетельствует и факт подписания договора между СССР и Германией от 12 октября 1925 года. Пытаясь защитить своих граждан от произвола советских властей, Германия настояла на следующей формулировке: «Ни в каком случае граждане другой стороны не должны трактоваться менее благоприятно, чем граждане благоприятствуемой нации»67.

К концу 20-х годов многие договоренности были забыты. Подданных других стран в СССР в массовом порядке осуждали за шпионаж, попытки нелегально перейти границу.

Пропаганда о строительстве в Советском Союзе общества процветания и благоденствия привлекала людей из разных стран, ищущих лучшей жизни.

Одним из таких был уроженец Германии Ганс Августович Вен-цель. С 1917 по 1924 годы он побывал в австрийской армии, кельнской и парижской тюрьмах, французском легионе в Африке. В 1925 году Венцель устроился грузчиком на пароход, отплывающий в Баку. Совершенно не зная русского языка, перебрался в «столицу мирового пролетариата». Там его арестовали и отправили на Соловки. Освободившись по амнистии, Венцель скитался по стране, в т. ч. проживал в колонии Ямбург. Столкнувшись с реалиями советской действительности, Вен

31

цель с чужим паспортом попытался покинуть Советский Союз, но опять попал в тюрьму. После года заключения его по решению Особого совещания выслали из пределов СССР. Вероятно, свою роль сыграло письмо заключенного, направленное из тюремной камеры немецкому консулу с просьбой о помощи. Сохранилось и письмо жены Венцеля, украинки Марии, умолявшей ВУЦИК разрешить мужу остаться на Украине или ей следовать за ним в Германию68.

Подданный Румынии немец Вогау Герман Александрович нелегально пробрался в СССР в 1926 году. Ознакомившись с достоинствами советского строя, добровольно явился в ГПУ и заявил: «Отправьте назад, т. к. мне такая жизнь надоела». На него оформили дело, обвинив, что Вогау мог использовать свое пребывание в СССР для проведения шпионской деятельности, и осудили к трем годам концлагерей69.

Подобная участь постигла уроженца Лифляндской губернии Адольфа Генриховича Мооса, подданного Латвии Шварца Рихарда Карловича и многих других70.

Кампания по поиску врагов, якобы тормозящих строительство социализма, в первую очередь затронула т. н. буржуазных специалистов, которых обвинили во вредительской деятельности. По стране прокатилась волна судебных процессов против представителей технической интеллигенции, среди которых было немало немцев.

Одним из самых известных стало «Шахтинское дело». На скамью подсудимых рядом с 50 советскими горными инженерами посадили трех подданных Германии: В. Бадштибера, Э. OTTO, М. Мей-ера.

Немецкие специалисты приехали в Донбасс в середине 20-х годов. С 1926 года в шахтах Власовского рудоуправления устанавливал машины фирмы «Кнаппа» мастер Вильгельм Иоганович Бад-штибер. В 20-х числах августа 1927 года фирма «АЭГ» командировала в СССР на Рутченковское и Горловское рудоуправления инженера Эрнста Эмильевича Отто для организации работ по электрическим установкам для коксовых печей и химического завода. 8 марта 1927 года в Рутченко прибыл монтер той же фирмы Макс Карлович Мейер. Через год в обвинительном заключении по делу «Об экономической контрреволюции в Донбассе» работа немецких специалистов именовалась не иначе как вредительская. Например, Мейеру вменяли в вину намерение вывести из

32

строя турбину Власовской электростанции. Прослеживая биографию Отто, следствие отметило, что он проживал в России с 1896 по 1906 годы. Вторично приехал в Москву в начале 1914 года, и с началом военных действий был арестован. После освобождения под надзор полиции Отто до марта 1915 года проживал в Москве, а затем в Уфе. В августе 1917 года его вновь арестовывают «за агитацию среди крестьян с целью вызвать бунт». Факты биографии Отто, по версии следствия, свидетельствовали о возможных шпионских намерениях подданного Германии. Не обращая внимания на категорическое отрицание обвиняемыми своей вины, дело передали в суд специального присутствия Верховного суда СССР71.

Апрельский пленум ЦК и ЦКК ВКП(б) 1929 года в своей резолюции указал, что «Шахтинское дело» приобрело «явно общесоюзное значение, так как вскрыло новые формы и новые методы борьбы буржуазной контрреволюции против пролетарского государства, против социалистической индустриализации». Решения, принятые апрельским пленумом по данному вопросу, сыграли большую роль в раскручивании маховика репрессий. Партия призвала все силы бросить на разгром такого контрреволюционного явления, как вредительство, синонимом которого стало «Шахтинское дело». Сразу после пленума было арестовано не менее двух тысяч специалистов72.

В 1928 году ГПУ сфабриковало обвинительное заключение по делу о контрреволюционной вредительской деятельности на Екатерининской железной дороге. К 10 годам концлагерей приговорили начальника отдела пути железной дороги Вельса Павла Александровича. Ему инкриминировали дезорганизацию строительных работ, умышленный отказ от внедрения прогрессивных рационализаторских предложений. Он будто бы вводил в заблуждение мобилизационный отдел дороги, предоставляя неверные сведения78.

В апреле того же года был заключен в тюрьму по обвинению в экономической контрреволюции Шпельти Константин Гаврилович, технический директор крупнейших металлургических заводов на Украине — имени Ленина и имени Петровского, бывших Шо-дуар. Заводы принадлежали до 1917 года французской и немецкой группам акционеров. Директорами-распорядителями предприятий состояли немцы Гренке, Еж, Дубе, после революции эмигрировавшие за границу, оставив доверенность на управление заводами Шпельти. Лично Шодуар одобрил кандидатуру Шпельти на пост

зз

директора. В дальнейшем, Шпельти поддерживал с членами правления связь, получая финансовую помощь на развитие предприятий. Следствие интерпретировало эти факты, а также самоотверженную работу директора, как неверие в прочность власти большевиков и желание сохранить заводы для их бывших владельцев. И хотя данная часть обвинения никак не вязалась с обвинением Шпельти в злостном вредительстве, чрезвычайная сессия облаем ного суда приговорила его к восьми годам лишения свободы. В кассационной жалобе Шпельти, подтвердив материальную поддержку заводов из-за границы, отрицал, что это было платой за вредительство. «Напротив, — писал он в Верховный суд УССР, — в течение целого ряда лет я провел большую работу по восстановлению завода и увеличению его производительности». Суд оставил жалобу «социально опасного лица» без удовлетворения74.

Изучение материалов процессов о вредителях показывает, что вредительства, как сознательной политики, проводимой целым слоем «буржуазных специалистов», не существовало. Несовершенство хозяйственного механизма, расцвет бесхозяйственности, воровства, взяточничества необходимо было оправдать в глазах народа поиском скрытых врагов. Целью процессов против «вредителей» было отвлечь недовольство широких масс трудящихся от партийного руководства, поощрявшего гонки за максимальными показателями индустриализации75.

Смысл организации судебных процессов удивительно точно раскрыл прокурор СССР Н.В. Крыленко: «Наш суд, — подчеркивал он, — есть общественный инструмент, который действует перед лицом тысяч и миллионов народных масс, наш суд есть орган, с помощью которого руководящий авангард пролетариата, рабочий класс, в целом строит новое общество. Вот почему его приговоры должны служить задачам влияния не только на этих виновных лиц, но и широкой массы трудящихся, для того, чтобы показать им тот путь, который, по мнению суда, есть наиболее правильный для укрепления социалистического строительства. Поэтому я буду считать возможным для себя в том или ином случае настаивать на применении социальных репрессий в отношении подсудимых с целью демонстрации определенного политического влияния, независимо оттого, как это отразится на судьбе данного обвиняемого»76.

Сфабрикованные процессы, с размахом поданные в средствах массовой информации, достигали своей цели. Народ начинал ве

34

рить в мнимых врагов. Массовые манифестации трудящихся принимали обращения к правительству с требованиями немедленного расстрела вредителей. Партия вовлекала в гнусную политику подрастающее поколение. Один из лидеров ВКП(б) К. Радек утверждал: «Среди детей, которых я знаю, помилование вредителей вызвало целую бурю негодования»77.

В 1930 году был инсценирован судебный процесс по делу «Промпартии». Врагами народа объявили представителей старой технической интеллигенции. На местах «выявлялись» филиалы «Промпартии». В декабре 1930 года ГПУ УССР раскрыло «вредительскую и диверсионную» организацию инженеров и техников на рудниках Криворожского железорудного бассейна. Организация в ходе следствия была признана отраслевой ячейкой «Промпартии», ставившей своей целью «создать наиболее благоприятные условия для иностранной интервенции и, в конечном итоге, реставрации капиталистического строя»78.

Главой «вредителей» следствие признало Эдуарда Карловича Фукса, 58 лет, немца, бывшего помощника управляющего Новороссийского акционерного общества в Кривом Роге, потомственного почетного гражданина города, крупнейшего геолога, практика, «единственного человека, знающего геологию Криворожья». Определяя «политфизиономию» Фукса, один из обвиняемых на следствии показал: «В области политических и экономических вопросов он стоял на позиции, которая давала бы наибольший простор свободной игре экономических интересов капитализма. Приход советской власти Фукс встретил враждебно, т. к., по его словам, относился с недоверием к возможности осуществления управления предприятиями существующей системой». Фукс не признавал таких новых методов работы, как «соцсоревнование, самокритика, ударничество, чистка, постоянные ревизии, требование повышенных темпов работы». Судебная тройка при коллегии ГПУ УССР приговорила 10 апреля 1931 года шесть человек к длительным срокам заключения в концлагере, в т. ч. Э.К. Фукса к 10 годам.

Судьба крупнейшего геолога трагична. Хотя вскоре после осуждения Фукс был освобожден и вернулся работать на железные рудники, водоворот репрессий уже не выпускал его до самой смерти. В августе 1937 года в газете «Красный горняк» появилась статья «В чьих руках геологоразведочные работы Кривбаспроекта». Как обычно, образовалась комиссия для проверки материалов,

35

изложенных в публикации, выводы которой были заранее предопределены. «Враги народа» должны были быть разоблачены, тем более, что среди специалистов Фукс — «лицо с антисоветской физиономией». В январе 1938 года Э.К. Фукса вторично арестовывают за проведение «разведывательной и подрывной работы в пользу одного иностранного государства». В 66 лет нелегко выдержать условия тюрьмы. 2 апреля 1938 года Фукс заканчивает свои дни, находясь под стражей79.

Наряду с вышеописанными политическими судилищами, 20-е годы в СССР знаменовались преследованием членов оппозиционных партий. Следует признать, что немцы редко проявляли активность в политической борьбе80.

Как следствие — небольшое количество уголовных дел в отношении немцев—участников оппозиционных партий. В 1927 году по обвинению в членстве в подпольной контрреволюционной организации, именовавшей себя «Руководящее Бюро УКП», вместе с бывшими членами Украинской коммунистической партии привлекли к ответственности дочь немецкого колониста Швекерта. Организации приписывали подготовку вооруженного восстания против советской власти, борьбу за восстановление независимости Украины, намерения осуществить террористические и диверсионные акты.

Чтобы убедиться в сфабрикованности материалов следствия, ознакомимся с документом, который положил начало фальсификации.

В ГПУ доносили: «12 июня 1927 г., в воскресенье (на Троицу), мне пришлось гулять в поле с одной девушкой... Мы с ней расположились под одним кудрявым кустиком, в тени, и начали вести между собой разные разговоры. Зная отлично, что гражданка была когда-то дочерью одного крупного хуторянина-помещика, немца, который в свое время имел больше 100 работников-батраков, эксплуатируя их для своих прибылей, я решил начать с ней разговор на тему "Переворот власти", предполагая узнать какие-либо нелепые меньшевистские новости, а, может быть, и опасные для власти слухи. Я начал разговор с разными подходами, выдавая себя учеником Кадетского корпуса, о котором не имею представления, доказывая ей, что если бы не революция, я был бы каким-нибудь губернатором, а революция мне все помешала, и я ее ненавижу. При этих словах у моей Лизоньки как огонь горели щеки и вспыхнули глазки. Она крепко обняла меня за шею, поцеловала и говорит: "Хоть одного человека нашла, который подходит мне во всех отношениях".

36

Ага, думаю себе, наконец тебя поймал. Давай дальше... "Ванечка, — говорит она, — если ты меня любишь как я тебя, я скажу тебе одно средство, посредством которого мы можем избавиться от Советской власти и коммуньГ. Меня дрогнуло как никогда, сердце мое каменеет. Рожа, которая недавно целовала меня, стала мне противной... Но потом опомнился в связи с международным положением и бандитским зверским поступком империалистов, начиная с убийства т. Воровского и кончая Войковым. Я решил принять спокойный вид, играя роль сочувствующего контрреволюционера. Я услыхал: "Ты знаешь, Ваня, здесь есть одна организация, которая имеет переписку с заграницей. Там есть хорошие парни. Они и меня приглашают до них, но я боюсь. Организация эта подпольная"».

Умело использовав провокатора, группу молодых ребят преподнесли как хорошо законспирированную подпольную организацию.

Только в 1994 году прокуратура сделала заключение, что в материалах дела отсутствуют доказательства обоснованности привлечения осужденных к ответственности81.

Отметим, что среди украинских немцев были и те, кто свято верил в «дело мирового пролетариата». Немцы служили в органах ЧК—ГПУ. В 1922 году только в центральном аппарате ГПУ Украины работало 13 немцев. Сын немецкого колониста Эммануил Квиринг в 1923-1925 годах возглавлял ЦК КП(б)У, в состав Политбюро ЦК КП(б)У в 1926 году входил Александр Шлихтер — сторонник коллективизации сельского хозяйства82.

Таким образом, анализ архивных материалов позволяет выделить особенности осуществления репрессивной политики в отношении немецкого населения Украины в 20-е годы.

В завершающий период гражданской войны немцев преследовали за сопротивление установлению советской власти. Были репрессированы служившие в белогвардейских армиях и участники крестьянских выступлений, а также те немцы, чье социальное происхождение именовалось Советами «буржуазным».

С переходом к нэпу власти временно отказались от приоритета полицейско-карательных функций. Немцы, как и другие нации, получили права на развитие культурной автономии в условиях авторитарного режима, который формировался в Советском Союзе.

Во второй половине 20-х годов руководство страны пошло по пути свертывания новой экономической политики. Сталинисты

37

окончательно узурпировали власть в партии и государстве. Их нетерпимость к инакомыслию стала перерастать в репрессии.

Первыми попали под пресс режима зажиточные крестьяне. Их лишали избирательных прав, привлекали к уголовной ответственности за отказ от самообложения, выполнения планов хлебозаготовок, подписки на заем индустриализации.

Власти, объявив немецких колонистов, участвовавших в эмиграционном движении, пособниками международной буржуазии, отправляли в тюрьмы активистов выезда, немцев, ведущих переписку с заграницей, обращавшихся в иностранные представительства за помощью.

Репрессиям подвергались служители культа, обвиняемые в антисоветской пропаганде.

По стране прокатились политические судилища, сфабрикованные органами безопасности против т. н. «вредителей» из среды технической интеллигенции, участников оппозиционных политических партий, «шпионов, диверсантов, террористов», в число которых попали в т. ч. подданные Германии.

На историческом горизонте замаячили 30-е годы, которые принесли многим немцам Украины унижение и террор, депортации и концлагеря, тюрьмы и массовое уничтожение.

38

ГЛАВА ВТОРАЯ

Б ТИСКАХ

КОЛЛЕКТИВИЗАЦИИ

39

ЧрезВЫЧайНЫе меры в отношении крестьян стали применяться уже с января 1928 года в ходе хлебозаготовок. Но особой жестокости репрессии достигли в период так называемой «сплошной коллективизации», призванной коренным образом изменить психологию крестьянства, превратить его в класс, полностью контролируемый государственными инстанциями.

Достаточно сказать, что с конца 1929 до середины 1930 года в Украине было раскулачено свыше 90 тысяч хозяйств, конфисковано имущество стоимостью свыше 90 миллионов рублей. Многие раскулаченные попадали в исправительно-трудовые лагеря или отправлялись на специальные поселения в отдаленные районы страны1.

Основные политические цели кампании по ликвидации кулачества определялись постановлением ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 года «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» и от 14 марта 1930 года «О борьбе с искривлениями партли-нии в колхозном движении»2.

Задачи и функции различных органов государства в проведении политики ликвидации кулачества на основе сплошной коллективизации были определены постановлением ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1930 года «О мероприятиях по укреплению социалистического переустройства сельского хозяйства в районах сплошной коллективизации и по борьбе с кулачеством», а также принятой в дополнение к нему секретной инструкцией, адресованной центральным исполни

40

тельным комитетам и советам народных комиссаров союзных и автономных республик, исполкомам краевых и областных Советов3.

Основную работу по выселению кулаков проводили исполкомы местных Советов. Они определяли, кто должен быть раскулачен, в каких размерах следует конфисковывать имущество, кого из раскулаченных и куда выслать, а кого оставить на прежнем месте жительства. На органы госбезопасности возлагались следующие обязанности: «обеспечение выселения бывших помещиков и кулаков в места их поселения; ликвидация всех кулацких антисоветских организаций и группировок, проводивших активную антисоветскую работу; борьба с вооруженными кулацкими выступлениями и бандитизмом»4.

Правовую основу под выселение крестьян с мест постоянного проживания подводило совместное постановление ЦИК и СНК СССР от 1 февраля 1931 года «О предоставлении краевым (областным) исполкомам и правительствам автономных республик права выселения кулаков за пределы районов сплошной коллективизации сельского хозяйства».

Согласно директиве, лица, отнесенные к категории кулаков, разделялись на три основные группы. К первой причислялся т. н. контрреволюционный актив — кулаки, которые убегали с постоянных мест проживания и переходили на нелегальное положение. Во вторую группу включались наиболее зажиточные кулаки, местные авторитеты, составлявшие опору антисоветского актива на селе. В третью группу входила значительная часть наиболее зажиточных крестьян, а также середняки, бедняки и даже батраки, выступавшие против коллективизации и получавшие ярлык подкулачников.

Соответственно определенным разрядам выносились и наказания. Как правило, главы кулацких семей, отнесенные к первой группе, арестовывались и их судьбу решали «спецтройки» в составе представителей местных партийных органов, прокуратуры, ГПУ. Раскулаченные крестьяне из второй группы, а также члены семей кулаков первой выселялись в отдаленные районы страны. Лица, попавшие в третью группу, чаще всего переселялись в пределах области или края5.

Классовый подход к жителям деревни доходил до такой жестокости, что врачи отказывались оказывать медицинскую помощь людям, которых определяли кулаками. Народный комиссар здравоохранения наставлял в 1930 году выпускников медицин

41

ских вузов: «Врачи должны держаться классовой морали и не лечить кулаков»6.

Раскулачивание, естественно, не обошло стороной и немецкое население, проживавшее в Украине, как правило, сплоченными колониями. 20 марта 1929 года ЦК КП(б)У принял постановление «Об экономической, культурной, советской работе в немецких селах», которое ориентировало партийный аппарат на «решительное наступление» против «враждебных элементов». Выполняя призыв партии «очистить очаги культуры», увольняли с работы представителей немецкой интеллигенции, выселяли колонистов, которые отказывались вступать в колхозы. Постановлением ЦК КП(б)У от 27 марта 1929 года «О выселении немцев из Николаевского округа» обосновывалась необходимость депортации по национальному признаку. На местах проживания разрешалось остаться только тем, кто «добровольно» расставался со своим хозяйством и вступал в колхозы7.

Сотрудники ГПУ, отслеживая процессы коллективизации в немецких колониях, докладывали партийным инстанциям, что «немецкий крестьянин смеется над понятием кулак, бедняк и середняк. Этой разницы, по его мнению, вообще не существует в немецких колониях»8.

С точки зрения секретаря немсекции ЦК компартии Іебгардта, властям не удалось расчленить немецкую деревню на бедноту, середняков и кулаков, поэтому мероприятия местных органов не находили поддержки со стороны беднейших и средних слоев крестьянства9.

Немецкие колонисты, как известно, славились крепкими хозяйствами. До 1928 года немцы-колонисты имели не менее 16 десятин земли, на которых они создавали образцовые хозяйства. Аккуратность и бережливость, свойственные немцам, отражались на облике домов, хозяйских построек10.

Руководитель ГПУ Украины В. Балицкий, после посещения немецких сел Одесского округа в феврале 1930 года, делился своими впечатлениями: «...села — типичные немецкие зажиточные колонии, с хорошими постройками, с большим количеством скота, инвентаря, с крепким кулаком и середняком, чистые и опрятные. В общем, середняк немецких сел по своей крепкости — кулак украинского села»11.

В уголовных делах на немцев представлены многочисленные справки, выданные сельскими Советами лицам, раскулаченным и осужденным на выселение, с перечислением собственности

42

зажиточного немецкого хозяина: хата, сарай, 3 лошади, 3 коровы, сельхозинвентарь, 100 десятин собственной земли и 25 арендной. Некоторые имели молотилку, нанимали постоянных и сезонных рабочих12.

С конца 20-х годов зажиточные немцы облагались прогрессивным налогом, лишались избирательных прав. Их хозяйства определялись как кулацкие, имущество периодически «распродавалось с торгов», а затем и вовсе принималось решение на общих собраниях колхозников, членов артелей «о выселении ненадежного элемента из пределов колонии» с конфискацией всего имущества13.

Так, Даниил Іергардович Фризен в 1928 году платил налог с хозяйства 172 рубля, в 1929 году — 344, а в 1931 году — 379 рублей; Даниил Августович Лоренц платил в 1927/28 году 164 рубля, в 1928/29 - 182 рубля, 1929/30 - 139 рублей14.

Ф.Я. Штыхлинг, АА. Дерксен, И.Д. Штельмах лишились права голоса в 1928, 1929, 1931 годах как кулаки, «проповедники религии», лица, выступавшие против коллективизации, эксплуатировавшие наемный труд. И.П. Гильденбрандт в 1929 году судился за невыполнение плана хлебозаготовки, в 1930 году лишен избирательных прав, И.Д. Штельмах облагался три года «в экспортном порядке», а в 1930 году был «распродан за невыполнение твердого задания по хлебозаготовке».

Хозяйство В.В. Куна, который «умышленно не выполнял доводимого до двора плана хлебозаготовки и финансовых мероприятий, всемерно противодействуя выполнению означенных кампаний, за что неоднократно распродавался», в 1931 году ликвидировали окончательно15.

Решения о раскулачивании проводились через общие собрания колхозников. Сохранились выписки из протоколов заседаний членов артелей, характеристики на раскулаченных, выданные сельсоветами, справки о том, что представляли собой хозяйства данных лиц, списки тех, кто голосовал за выселение кулака с их собственноручными подписями. В характеристиках обобщались все «преступления» кулака: участие в антисоветских выступлениях, жестокое обращение с бедняками, сотрудничество с австро-германскими войсками, представителями гетманщины, антисоветские и антиколхозные высказывания и т. д. Например, «политфизиономия» того же В.В. Куна выглядела следующим образом: «Сын кулака-экспертника, вместе с отцом жестоко эксплуатировал наемный труд. В 1929 году побил батрачку... часто со сво

43

им отцом опаивал водкой отдельных бедняков и агитировал их против советской власти...». Характеристику завершал категорический вывод: «политически опасный элемент и необходимо его изолировать».

В ГПУ, концентрируя данный материал, выписывали постановление на арест «как меру пресечения способов уклонения от суда и следствия в отношении обвиняемого»16.

Для формальности допрашивался обвиняемый и несколько свидетелей. При этом упор делался на тщательное фиксирование антисоветских высказываний обвиняемого. По ним можно составить представление о том, что считалось криминалом. Скажем, разговоры типа: «коллективизация не пройдет, все равно вы разбежитесь весной», «беднякам земли давать не нужно, она нужна нашим детям», «перевыборы принудительны, нам прислали католика, его надо провалить и выбрать немца» решили судьбу И.П. Гильденбрандта17.

Д.Г. Фризен пострадал за рассуждения: «влада рад хлеб заберет, а мы будем голодные», выступления против реализации займа: «займ — это чепуха, лежит без движения, не надо его брать». Я.М. Шитц, A.A. Дерксен угодили в тюрьму за агитацию среди бедноты: «...коллективизация — это цель коммунистов согнать людей в одну экономию и поставить над ними управляющего коммуниста, который будет издеваться над людьми»18.

Карались крестьяне за намерения не сдавать хлеб в счет хлебозаготовок, т. к. «все равно он идет за границу, а мы остаемся голодными», за сочувствие и посылку высланным на Север родственникам денег и продовольствия. Попытка помолоть зерно до выполнения плана по хлебосдаче также считалась преступлением19.

Германское правительство стремилось в период коллективизации защитить своих граждан, проживавших на территории СССР. В результате германо-советских переговоров, состоявшихся в Москве с 16 июня по 8 июля 1930 года, гражданам Германии в Украине предоставлялись следующие права:

«1. В районах, где проводится землеустройство в связи с решением большинства крестьян войти в коллектив, — германские граждане, не вступившие в коллектив, а продолжающие индивидуальное хозяйство, получают равноценные участки земли по возможности по месту жительства, а если это по местным условиям невозможно, то в другом земельном обществе.

2. Если германские граждане, не желающие вступить в коллектив, возвращают свои земельные наделы, то им выплачивается стой

44

мость их домов и прочих строений, огородов и фруктовых садов, а также последнего года по обработке земли, посеву, удобрению и т. п.

3. Оценка имущества (в случаях, указанных выше) производится местными административными и финансовыми учреждениями. Германским гражданам предоставляется право обжаловать эту оценку перед надлежащими органами».

8 июля 1930 года в «Известиях» было опубликовано заявление ТАСС об отчете советско-германской согласительной комиссии, в котором говорилось об урегулировании в отношении германских граждан проблем, возникающих в ходе коллективизации, и оставлении на будущее рассмотрения вопросов спорного характера, под которыми подразумевались эмиграционные процессы, нарушение прав советских немцев и т. п.20.

Тем временем проблема, связанная с желанием немцев покинуть пределы СССР, продолжала стоять очень остро. Ее решению посвящались директивы ЦК ВКП(б) от 12 апреля и 26 октября 1929 года, постановление ноябрьского пленума ЦК и президиума Совета национальностей при ЦИКе СССР, постановления ЦК от 6 февраля и 6 декабря 1930 года. Они предусматривали комплекс мер по преодолению эмиграционного движения. В январе 1930 г. постановление ЦИК и СНК СССР воспрещало самовольное переселение кулаков и распродажу имущества. Как мера наказания предусматривалась опись имущества, арест главы семьи беженцев с передачей дела в ОГПУ21.

В феврале ЦК КП(б)У рассмотрел вопрос об эмиграционном движении среди колонистов Одесского, Николаевского, Херсонского, Мелитопольского, Запорожского, Волынского, Коростен-ского, Артемовского, Луганского, Днепропетровского, Сталинского округов. Партийные комитеты обязывались ликвидировать попытки «антисоветского элемента» организовать выезд колонистов за границу. В апреле 1930 года ЦИК СССР выдал распоряжение о недопущении выезда в Москву крестьян, собирающихся эмигрировать22.

Однако предпринятые меры не смогли остановить волну эмиграции. Немецкие колонисты усиленно готовились к выезду. Слухи о возможном появлении представителей Германии в колониях распространялись среди крестьян. Многие колонисты прекратили заниматься сельским хозяйством, продавали нажитое, дети перестали посещать школу. На принудительно организуемых собраниях колонистов представители власти вместо слов осужде

45

ния эмиграции порой слышали: «...хотя мы и осуждаем эмиграцию, а все-таки весной поедем за границу»23.

Советские инстанции рассматривали эмиграцию как «особый вид обостренной классовой борьбы в условиях немецкой деревни» и делали все возможное для прекращения выезда.

И все же, наряду с репрессивными мерами, власти иногда шли и на уступки. Так, некоторым «лишенцам» восстановили избирательные права. 28 июня ВЦИК разрешил выезд за границу эмигрантам, которые имели справки Совторгфлота о том, что в их адрес от родственников из-за границы поступили денежные суммы для оплаты паспорта.

Только с июля 1930 года советское правительство решительно отказалось выпускать немецких крестьян за границу24.

Проводя в жизнь партийные решения о создании колхозов, уже с октября 1928 по май 1929 года власти создали 629 коллективных хозяйств, например, им. К. Маркса, «Ландман», «Фор-вертс», «Іофнунг». Количество колхозников в немецких национальных районах выросло вдвое.

Коллективизация сопровождалась массовым раскулачиванием. Только в Люксембургском районе было раскулачено 166 хозяйств, конфискованы 161 жилищная постройка, 597 коров, около двух тысяч десятин земли25.

В результате первой волны коллективизации до конца 1930 года в колхозы объединили 68 немецких хозяйств. Так, в Люксембургском районе в 1929 году уровень коллективизации составил 24%, в октябре 1930 - 54%, в декабре 1930 года - 76%26.

После вынужденного решения ЦК ВКП(б) о снижении темпов коллективизации, принятого под давлением повстанческого движения крестьянства и прикрытого фразеологией о принятии «немедленных мер против искривления партийной линии в колхозном движении», новая волна раскулачивания началась весной 1931 года. Она была направлена против «кулаков», якобы срывавших хлебозаготовки. В марте 1931 года началась кампания по «ликвидации кулачества как класса». С июля 1931 года СНК СССР поручил ОГПУ административное руководство всеми переселенцами. Развернулась и идеологическая поддержка проводимой политики. Пользовавшийся популярностью в народе М. Горький открыто выдвинул страшный тезис: «Если крестьянин-частник не понимает, что закончились "сроки, отведенные ему историей", то это дает нам право считать себя все еще в состоянии граж

46

данской войны. Отсюда следует естественный вывод: если враг не сдается — его уничтожают»27.

Циркуляр ГПУ Украины от 30 августа 1931 года, констатируя, что «прошедшие в первое полугодие 1931 года массовые операции и выселение кулачества... существенно изменили политическое лицо района», требовал от сотрудников «охватить все социальные группы, не выпускать из поля зрения ни одного объекта, в т. ч. принять решительные меры к постановке обслуживания женщин-колхозниц, единоличниц, жен кулаков и репрессированного контрреволюционного элемента...». Районам, где проживали представители национальных меньшинств (поляки, болгары, немцы), уделялось особое внимание.

Для обеспечения выселения кулаков из районов сплошной коллективизации в помощь органам ОГПУ придавались сотрудники милиции и выделенные партийными и советскими органами активисты из бедняков и середняков28.

Посмотрим, что собой представляло положение в немецких колониях в 1931 году на примере Одесского региона. По данным ГПУ УССР, здесь проживало более 111 тысяч немцев. С середины 1931 года, с началом уборки и молотьбы хлеба, развернулась хлебозаготовительная кампания. Партийно-советские органы проводили упорную работу по «выкачиванию» хлеба. Крестьяне прятали урожай, продавали свое имущество и уходили в города. Защитниками интересов населения выступали представители 27 лютеранских церквей и пяти приходов (пасторы Шимке, Франк, пробст Шиллинг), 35 католических костелов (патеры Вольф, Рей-херт, прелат Крушинский); реформаторских общин (Ган) и др. Настоятель Страсбургского костела в проповеди внушал прихожанам: «Колхозники не совершат греха, если какими-либо мерами создают себе запасы на зиму, т. к. в этом году благодаря хлебозаготовкам заберут все». Власти отвечали массовыми репрессиями. За «антисоветскую агитацию» арестовали пастора Коха, выслали за границу пастора Зейба, отправили в концлагерь пастора Шайбле, уничтожили баптистский центр и выслали на Север всех проповедников, осудили меннонитских проповедников Фота и Дикмана. Из оставшихся священнослужителей большинство подверглись раскулачиванию и находились на иждивении колонистов. Однако подорвать авторитет служителей культа не удалось. В советские органы поступали массовые заявления об освобождении проповедников, на станции перед отходом эшелонов с

47

осужденными съезжались целые делегации, чтобы проститься с ними29.

Уголовные дела на немцев, осужденных в период коллективизации, фиксируют мельчайшие подробности людских судеб. ГА. Классен, к примеру, до 1930 года занимался сельским хозяйств вом. В ходе раскулачивания и высылки семьи на Урал, убежал из села. Он скрыл свое социальное происхождение, устроился работать строителем. Вскоре был «выявлен», т. к. обмолвился, что «если б не было колхозов, то был бы отец мой дома и было бы целое наше хозяйство», осужден и выслан на Север80.

Раскулачиванию подвергались специалисты своего дела, нажившие добро своим нелегким трудом. Именно таким крестьянином был И.М. Наймайер. Лишившись хозяйства еще в 1929 году, он затем «затесался в колхоз» и проводил с односельчанами беседы, которые дали основание следствию определить их как «агитацию против мероприятий соввласти», призывы к ее свержению и установлению «крестьянской власти». Наймайер, в частности, говорил: «Не идите в колхозы. Это кабала для крестьян, вы помните, как работали люди на панов в крепостное время, так и сейчас будет, если вы пойдете в колхоз. Будут вас менять на собак и кошек», или «напрасно вы отдаете государству хлеб, а потом сами будете сдыхать с голоду и никто вас не пожалеет». В деле Наймайера имеется заявление от правления колхоза с просьбой выпустить арестованного под поручительство для строительства коровника31.

Одним из самых гибельных последствий коллективизации стало значительное уменьшение социального слоя крестьян-умельцев, на которых держались села.

В результате реализации политики коллективизации, в Украине на 1 января 1931 года в колхозах насчитывалось 34,4% хозяйств, 1 июня — 64,7%, а 1 ноября — 69,3%. Доля коллективизированных хозяйств немецких колонистов в 1931 году достигла 80%.

Продолжалась ликвидация зажиточных хозяйств с конфискацией имущества тех, кто не хотел вступать в колхозы. Вследствие этого весной и летом было «раскулачено» еще 23,5 тысячи семей, или около 150 тысяч человек32.

Среди тех, кто ощутил на себе всю тяжесть методов по внедрению коллективных форм хозяйства на селе, оказались и семьи Эйсфельдов. Братьев П.И. и Х.И. Эйсфельдов, жителей хутора Землероб Синельниковского района, привлекли к уголовной

48

ответственности за то, что они занимались антиколхозной и антисоветской агитацией. В частных разговорах Эйсфельды высказывали мнение о том, что «колхоз — это крепостное право», «безвинных людей высылают, а остальных загоняют в создаваемые колхозы, где... придется работать на лентяев». Инкриминировали им попытку выехать из СССР, продать свой скот, отказаться от подписки на государственный займ33.

Массовый порядок осуждения требовал поставить дело по привлечению людей к уголовной ответственности на «конвейер».

ГПУ были разработаны специальные бланки справок, учетных карточек, анкеты и т. д. для раскулаченных. Оставалось только заполнить графы. Например, «облагался ли в экспортном порядке и сумма обложения», «состоял ли глава семьи или члены семьи в колхозе и сколько времени, если вычищены, когда и за что».

Поражает типичность составления уголовных дел на раскулаченных. Огромное количество людей высылалось по заранее заготовленному сценарию. Из дела в дело переходят слова, сказанные осужденными: «планы не реальные, государство заберет весь хлеб, а мы останемся голодать», служившие основанием к репрессиям34.

В соответствии с подобной практикой, Сталиндорфская тройка по выселению кулачества (выписка из протокола заседания № 1) просила районный исполнительный комитет выслать за пределы Украины Я.Д. Лоренца, который «вел яростную агитацию против власти советов», «позорно относился к хлебозаготовкам», «заявил, что хлеб не отдаст». Президиум РИК констатировал: «все это доказывает, что кулацкое засилье не сломлено и поэтому нужно очистить сельсовет от кулаков», а сотрудники ГПУ в ходе следствия обнаружили, что Лоренц говорил односельчанам: «не работайте в колхозе, лучше наймитесь к евреям или ко мне, а то сдохнете с голоду», и отправили обвиняемого на три года этапом в Казахстан35.

Дискриминации подвергались дети «кулаков», избежавшие по разным причинам высылки. Генрих Панкрац, 1912 года рождения, как сын кулака колонии Нижняя Хортица Запорожского района был исключен из педтехникума. Познакомившись на новой работе с такими же «антисоветски настроенными личностями», организовал группу немецкой молодежи, негативно относившейся к советской власти, и агитировал «в массах за неосуществимость коммунизма». И хотя в дальнейшем группа распалась, так ничего и не сделав, следователи пытались оформить юношей в организацию, связать ее с известной «Промпартией»36.

49

Помимо административно-репрессивных методов «ликвидации кулачества», к 1932 году были отработаны и чисто экономические способы раскулачивания. На все «кулацкие» хозяйства распространили индивидуальные обложения сельскохозяйственным налогом. Была введена специальная шкала доходов с резко возрастающей ставкой налога. Расширились виды обязательных уплат. Налоговая политика строилась таким образом, что уже при доходе в 1,5 тысячи рублей платежи превышали весь доход крестьянского хозяйства. Скажем, если крестьянское хозяйство получило доход в размере 5 тысяч рублей, то оно в таком случае должно было уплатить около 7,5 тысячи рублей налога. Поскольку размер дохода определялся расчетным методом, а не по факту, то сплошь и рядом «кулаки» оказывались злостными неплательщиками. Их имущество, скот, другие средства производства и инвентарь конфисковывались. Широко использовался и такой метод раскулачивания, как обложение хозяйств твердыми заданиями по основным видам заготовок сельхозпродукции. Кулаки не допускались в колхозы, сельхозкооперативы, потребительские общества. Они не могли купить себе инвентарь, получить кредит, не имели права покупать продукты в кооперативной лавке. В 1932 году ввели паспортную систему в городах, фактически прикрепив крестьян к земле, сделав их «государственными крепостными»37.

Беспощадным репрессиям подвергались те, кто не выполнил планов по хлебозаготовкам. В Украине придумали такую форму борьбы с неплательщиками, как занесение на «черную доску». К селам, подвергавшимся такому наказанию, применялись экономические санкции, приводившие к постепенному вымиранию жителей. Многочисленные судебные процессы осуждали «вредителей», «саботажников», «расхитителей» колхозного добра к расстрелу. Газеты требовали от имени народа «уничтожить кулацкую агентуру»38.

Положение немецких колонистов в Украине в 1931 году стало невыносимым. Осенью 1931 года здесь появились немецкие крестьяне из Западной Сибири, которые бежали от непосильных налогов. Но вскоре все вернулись назад, «голые и голодные», ибо в Украине было еще хуже39.

Первые тревожные сообщения о голоде в национальных немецких районах встречаются в документах, датируемых весной 1931 года. В первую очередь они связаны с отчетами с мест о завершении коллективизации. Например, в Люксембургском райо

50

не было коллективизировано 95,5%, в Высокопольском — 86,2%. Из 20 тысяч жителей Люксембургского района колхозниками стали 15 тысяч. Из колхозов властям было намного легче «выкачать» хлеб. Корреспондент газеты «Коммунист» П. Черных в декабре 1931 года сообщал, что в селе Немецкий Хрещатик на Харьков-щине из-за того, что колхоз выполнил план по сдаче сена, происходит массовый падеж скота. Член ВУЦИК Вельме докладывала в центр, что в Одесском регионе в колхозе «Фриш анс Верк» после того, как два раза вывезли хлеб по разверстке, «на третий раз все было взято под метелку»40.

К началу 1932 года в Украине насчитывалось 242 пункта, населенных немцами, с общим количеством около 400 тысяч человек. В семи немецких национальных районах: Высокопольском, Люксембургском, Молочанском на Днепропетровщине, Пулин-ском — на Киевщине, Зельцском, Карл-Либкнехтовском, Спартаковском — в Одесской области существовало 97 Советов, из них 84 — сельских. Всего в Украине 258 сельских немецких Советов были охвачены коллективизацией.

К этому времени в колониях в ходе коллективизации крупные хозяйства уже были уничтожены. Экономически сильными оставались хозяйства колонистов — подданных Германии41.

Несмотря на репрессивные меры, крестьяне отказывались вступать в колхозы. Так, за первую половину 1932 года в Пулин-ском районе процент коллективизации снизился с 80 до 35%. Хлебозаготовки выполнялись за счет сбора посевматериала. Специальные бригады ходили по домам и отбирали муку, продукты. Проводились налоговые обыски, и при обнаружении ям с картофелем забирали весь картофель. О том, как происходила «выкачка» у крестьян, красноречиво свидетельствуют документы: «Буксирная бригада совместно с сельсоветом вызвала ночью середняков и бедняков, заставила председателя колхоза дать 10 подвод... на которых они колхозников вывезли по морозу на поле, раздели голыми и оставили их в степи. А через некоторое время эти самые подводы привозили их обратно и мучили их вновь, душили их за горло, побили им морды, таскали женщин, посадили их раздетыми в холодное помещение. Такими методами они целую ночь мучили людей...» (колхоз «Фриш анс Верк»). В результате многие крестьяне, распродав скот и имущество, бежали из своих районов, захватив самые необходимые вещи. В Молочанском районе хлебозаготовки сопровождались арестами, издевательствами.

51

Крестьян, покинувших места проживания, ловили и насильственно возвращали назад42.

Колонистов, ранее бежавших на Кавказ, где размещались немецкие концессии, по возвращении зачисляли в разряд контрреволюционеров и репрессировали.

Политика властей вызывала сопротивление немцев. В селе Михайлючки Шепетовского района был убит председатель сельсовета Шварц, в колхозе Родичи Эмильченского района выстрелом из обреза убили председателя местного Совета. В Пулинском и Черняховском районах Г. Мерк, Ф. Лаговский и другие организовали группу из 30-35 человек для расправы с коммунистами, в Житомире Юлиус Нахтигаль, Эмиль Польсфут поджигали имущество колхозов и т. д.43.

Осенью 1932 года в Украину приехал В.М. Молотов с задачей любой ценой выполнить план по сбору сельхозпродукции. Планы по сбору хлеба стали спускаться столь нереальные, что даже руководители местных Советов вынуждены были признавать: «все равно крестьянству умирать голодной смертью», ибо у власти находятся «просто безголовые, которые создают планы такие, что их невозможно выполнить, и тем самым восстанавливают против себя народ»44.

Спасая свою жизнь, крестьяне пытались хоть что-то оставить на пропитание. Это расценивалось как «кулацкий саботаж хлебозаготовок».

7 августа 1932 года был принят закон «Об охране социалистической собственности». Редактируя его, генеральный секретарь ЦК ВКП(б) лично вписал: «...люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа...» За хищение колхозного имущества предусматривался расстрел или 10 лет лагерей. Закон «О колосках», как его называли в деревне, безжалостно карал тысячи голодающих45.

Позднее, 8 сентября 1932 года, Политбюро ЦК ВКП(б) на своем заседании рассмотрело и утвердило текст инструкции для Верховного суда СССР и ОПТУ по проведению в жизнь этого закона. В соответствии с законом, даже незначительные преступления предусматривали высшую меру наказания. Только за первый год по закону осудили около 300 тысяч граждан, из них 5% — к расстрелу46.

ГПУ Украины, развернув борьбу против «организованного саботажа хлебозаготовок, массового воровства в колхозах и совхозах, террора в отношении наиболее стойких, выдержанных ком

52

мунистов и активистов села», ликвидировало в 1932 году «повстанческое подполье» в Украине, охватившее до 200 районов47.

Были осуждены, к примеру, секретарь сельсовета Бертман, призывавший немцев выехать на Кавказ; секретари сельхозартелей Вальтер Эмилий за связь с кулаками, И.И. Штамлер по обвинению в «потворстве кулачеству»; группа колонистов Рыков-ского района, якобы готовивших теракты против советского актива; три немца из Одессы, участвовавших в восстании 1919 года и негативно высказывавшихся о коллективизации; 37 колонистов из Волыни, бросивших свои хозяйства, и т. д.48.

Осенью 1932 года ЦК КП(б)У рекомендовал ГПУ провести массовую операцию «по нанесению оперативного удара по классовому врагу». Основная цель операции — выявить «контрреволюционные центры, которые организуют саботаж и срыв хлебозаготовок и других хозяйственно-политических мероприятий». Наметили арестовать 3425 граждан, из них по линии «украинской контрреволюции» — 1180, «белой контрреволюции» — 247, «польской контрреволюции» — 540, «сельской контрреволюции» — 812, по «церковникам и сектантам» — 420, «контрреволюционным группам в промышленности» — 63, «вредительству в сельском хозяйстве» — 135. Операция должна была охватить 243 района Украины49.

Одновременно при поддержке секретаря ЦК КП(б)У СВ. Косиора проходила операция по т. н. «колхозному сектору», в ходе которой репрессировали 766 работников сельского хозяйства, в том числе председателей колхозов, директоров совхозов. Только за период с ноября 1932 по январь 1933 года ГПУ УССР ликвидировало 1208 «контрреволюционных колхозных» групп, арестовало 6682 человека50.

В тюрьмах находилось так много крестьян, что приходилось принимать специальные решения о временном освобождении людей на время посевной кампании51.

Давая установку на форсирование сроков проведения следствия по делам, партийные органы требовали учитывать социальную и партийную принадлежность обвиняемых, расценивать все «теракты исключительно как акты политического характера».

Сложно подсчитать количество немцев, пострадавших в результате насильственной коллективизации. В карательных операциях против крестьянства участвовали различные государственные структуры. Только органы безопасности в Высокополь

53

ском районе насчитали за период с 1930 по 1932 год включительно 69 хозяйств раскулаченных, 44 семейства высланных в отдаленные места СССР. В 1930-1931 годах ГПУ ликвидировало здесь 13 контрреволюционных группировок с общим количеством 67 человек. В 1932 году репрессировали 94 колонистов за «сплошной кулацкий саботаж». При этом весь состав правлений 14 колхозов (53 человека) осудили за саботаж хлебосдачи. Председателя колхоза «Эйнигкейт» приговорили к расстрелу52.

Всех немцев, которые вели переписку с родственниками в Германии, обращались за помощью в выезде за границу к иностранным гражданам или организациям и даже просто говорили, что за границей немцам живется лучше и следует покинуть СССЕ арестовывали и осуждали как антисоветский элемент.

В 1932 году ГПУ УССР перлюстрировало 15 200 писем колонистов, почти треть которых было признано корреспонденцией «с ярко выраженным контрреволюционным содержанием». Криминальными считались следующие мысли колонистов: «Здесь что-то ужасное. По ночам аресты. Бросают людей в тюрьмы» (Мо-лочанский район); «Мы "добровольно-принудительно пошли в коллектив. Страшно там мучают людей. Настоящее крепостное право» (Донбасс); «Зверства творятся в Советской России над крестьянством. В домах вчера и сегодня опять слезы и стоны. На улице сплошь слышны проклятия. Страх наивысший. Две недели тому назад были совершенно разорены 5 семейств. Все у них забрали, а их выгнали из своих домов как собак» (Молочанск); «По ночам аресты, около 700 чел. арестовано. Сидят по сараям, подвалам. Так тесно, как сельдям в бочке» (Запорожье).

Перлюстрированные письма служили основанием для преследования людей. Так, в основу обвинения меннонитов Эдигера и Петкау была положена переписка с Унру и Крекером, бывшими колонистами, эмигрировавшими в Германию53.

Несмотря на противодействие советских властей, немцы пытались любым способом покинуть пределы СССР. Колонисты посылали своих представителей в консульства для решения вопроса о выезде. Наиболее влиятельные лица в колониях составляли рекомендательные письма для получения визы в консульствах. В документах указывалось, что желающий выехать из СССР человек верующий, «незапятнанный в советском движении».

В представительствах Германии немцы рассказывали о реальном положении дел в колониях, о принудительной коллективи

54

зации, о том, что «население против этих мероприятий, но, будучи запуганным, вынуждено идти, оставаясь без всяких средств к существованию». В 1932 году в консульствах разъясняли, что выезд мог быть разрешен только в том случае, если кто-либо из обращавшихся является подданным Германии или родственно связан с эмигрировавшими за границу.

Кампания с выездом немцев завершилась тем же, что и в 1929 году. Вернувшиеся ни с чем из Москвы и Харькова, люди оказывались перед фактом конфискации их имущества сельсоветами54.

Наряду с попытками решить вопросы эмиграции путем получения официального разрешения на выезд, немцы стремились перейти в германское подданство для последующего выезда за границу или эмигрировать нелегальным путем. По поручению целых групп колонистов отправлялись ходоки в германские консульства с ходатайством предоставить немцам подданство Германии. Ходатаев привлекали к уголовной ответственности. В Лисичанском районе (Донбасс) были арестованы Бер и Эрдан, в Ново-Николаевском районе — Фрейберг, в Пулинском — Цильке и Гране.

Только на Волыни в 1932 году обращение в консульство с просьбой получить германское гражданство стало причиной осуждения 70 колонистов.

Колонисты, подданные Германии (Линке, Тутьяр и др.), пострадали за передачу советским немцам национальных паспортов Германии, выданных консульствами55.

Разумеется, в тюрьмах оказывались и те немцы, которых задерживали при нелегальном переходе границ СССР, а таких ежемесячно арестовывали 20-30 человек.

Так, во время продвижения к границе была арестована группа немцев в составе шести семей во главе с братьями Литке.

Помимо представительств Германии в Украине эмиграционному движению немцев содействовали некоторые зарубежные организации: евангелическое лютеранское объединение «Братья в нужде», меннонитское общество «Меннонитенгейм» и др. Они отправляли в различные советские инстанции письма с требованием выдачи выездных документов колонистам. В меннонитских колониях распространялась копия декларации конференции канадских меннонитов к председателю ЦИКа М.И. Калинину с обращением разрешить беспрепятственный выезд высланным на Север кулакам и проповедникам56.

55

ГПУ использовало факты обращения в посольства, встречи с гражданами Германии как веский аргумент в пользу контрреволюционной деятельности, шпионажа и т. д. Особенно часто встречаются обвинения немцев в том, что они являлись информаторами германских консульств. Так были репрессированы Герберт Шредер, Гергард Фотт, Александр Вехтер-Ретц и другие. Привлекались к ответственности получатели заграничной литературы, корреспонденты иностранных газет и журналов. Отто Кремера, получившего календари от организации «Аусланддей-че», выслали на Север; Андерса, Нау и Фосса арестовали под предлогом того, что как корреспонденты иностранных изданий они освещали лишь негативные стороны жизни колонистов.

Политическим преследованиям подвергались служители культа. Центром религиозного объединения всех меннонитских общин в СССР являлся Молочанский район, где существовал «Всесоюзный комитет меннонитов по церковным делам» (КФКА). Комитет размещался в колонии Шензее и состоял из трех человек. Члены комитета были раскулачены. Председатель Эдигер вынужден был бежать из района, секретаря Мартенса выслали на Север. Дик отказался от активной работы. Из Г50 проповедников осталось 35-40, остальных репрессировали. Молитвенные дома в основном закрыли и использовали для хозяйственных надобностей57.

Немцы-лютеране в Украине сосредоточивались, главным образом, в районах Донбасса, Днепропетровщины, Волыни, Киев-щины, Одесской области.

В планы ГПУ УССР по отношению к лютеранской церкви входило: «1) препятствовать оформлению и регистрации общин; 2) устанавливать случаи нелегального денежного сбора на нужды церкви; 3) увеличивать налоговое обложение; 4) выявлять антисоветски настроенных проповедников и привлекать их к уголовной ответственности; 5) дискредитировать реакционных пасторов на почве быта; 6) использовать алчность пасторов, получающих деньги из-за границы; 7) усилить деятельность сепаратистов по разложению приходов; 8) проработать материалы на ряд наиболее активных пасторов с расчетом на применение к ним репрессий за активную контрреволюционную деятельность...»58.

В 1932 году из 30 пасторов за контрреволюционную деятельность осудили Шайбле и Феля, Мельмана и Зейба. Органы безопасности зорко следили за харьковским пробстом Биртом, который воссоздавал пастораты, организовывал пятидесятки, за пас

56

торами Дейчманом (колония Гакштедт), Майером (колония Ей-генфельд), Клюдтом (Ново-Николаевский район). Внимание ГПУ было приковано к пасторам Кенигсфельду (Киев), Упле (Житомир), поддерживавшими отношения с консулами Германии, получавшими финансовые субсидии, проводившими работу по «религиозно-национальному сплочению немцев»59.

Среди католических священников выделяли ксендза Куна, агитировавшего против коллективизации, прелата Крушинского, объединявшего вокруг себя ксендзов Одесской области и старавшегося «затушевать классовую борьбу под видом проведения идей любви к ближнему».

Проявление человеколюбия дорого обходилось священнослужителям. Кистера колонии Гринталь-Колье арестовали за снабжение бежавших из ссылки фиктивными документами, кистеров Мейера и Ризе осудили как укрывателей беглых кулаков в Донбассе60.

В целом, к середине 30-х годов в Украине осталось лишь 9% действующих молитвенных домов (в сравнении с 1913 годом). Верующие перестали быть равноправными гражданами, их в массовом порядке выселяли с мест постоянного проживания61.

По подсчетам исследователя В. Земского, сделанным по материалам НКВД, в 1930-1932 годах из Украины было выселено 63 817 семей. Из них в Северный край - 19 658, на Урал - 32 127, в Западную Сибирь — 6556, в Восточную Сибирь — 5056, в Якутию — 97, на Дальний Восток — 323. Этапами отправляли всех осужденных внесудебными инстанциями, независимо от состояния здоровья (кроме коечных больных)62.

Положение спецпереселенцев было чрезвычайно тяжелым. Обращает на себя внимание справка Верховного суда СССР, подготовленная в 1931 году после фронтального обследования На-риманского края. В ней, в частности, говорилось, что «в большинстве районов края спецпереселенцы в хозяйственном отношении обеспечены неудовлетворительно... Жилищное строительство своевременно не было начато. В результате этого в ряде поселений положение с жильем крайне обострилось и переселенцы в начале зимы оказались в куренях, землянках, не защищенных от холодов и дождей. Это положение ухудшается еще необеспеченностью теплой одеждой и обувью... Почти все поселения, размещенные на большом расстоянии от водных путей, до конца навигации продовольствием обеспечены не были. Сеть

57

медпунктов абсолютно недостаточная. В результате этого высокая смертность среди стариков и детей. Так, по Порабельской комендатуре на протяжении лета (1931 года) до 1 сентября умерло 1375 человек, из них 1106 детей. По Средне-Васюговской комендатуре с момента расселения спецпереселенцев по 1 сентября умерло 2158 человек, или 10,13% от общей численности»63.

Аналогичная картина наблюдалась и в других районах. Крестьяне размещались в полуразрушенных землянках, в невероятно антисанитарных условиях. Люди были буквально раздеты, подчас работали в мерзлоте босыми. Нормы выработки устанавливались непосильные, чтобы их выполнить, спецпереселенцы оставались для работы в лесу сутками, где зачастую замерзали64.

Вернувшийся из Сибири после знакомства с положением высланных немцев, Август Канецка сообщил об ужасных муках 1,5 тысячи немцев, которых «гонят при 60-градусном морозе. Около Уссурийска вымерли почти все дети и женщины»65.

Не удивительно, что с самого начала проведения операций по выселению кулачества власти столкнулись с массовым бегством из мест высылки. В связи с этим органы ОГПУ, милиции использовали для розыска коммунистов, комсомольцев и других активистов из местных жителей, проводили облавы, прочесывали населенные пункты и лесные массивы66.

Генрих Яковлевич Ригер открыто выступал против коллективизации. В связи с желанием Ригера эмигрировать за границу, его имущество было «разбазаровано», а сам он этапирован в город Котлас. Из высылки Ригер бежал, скрывался у проповедника, рассказывая о том, «что там хлеба не дают, жизнь очень скверная, все бегут оттуда». ГПУ вновь арестовало «контрреволюционера» и осудило на три года.

В Житомире сотрудники ГПУ поймали бежавших из-под стражи Юлиуса Нахтигаль и Эмиля Польсфуга, в Гришинском районе — И.И. Штамплера и т. д.67.

К концу 1932 года из Украины депортировали более 800 тысяч человек68.

С середины 1932 года социально-экономическая обстановка в стране резко ухудшилась. Трудности с выполнением планов первой пятилетки сталинское руководство пыталось преодолеть усилением принудительных методов управления. Ставка на успешное проведение индустриализации за счет крестьян привела к ужасающему голоду в Украине.

58

На объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) в январе 1933 года Сталин выдвинул задачу «перестроить фронт борьбы с кулачеством». Механизмом реализации политики «ликвидации кулачества» стали политотделы, машинно-тракторные станции и совхозы. Помимо разного рода налогов, единоличники несли трудовую, гужевую и иные повинности. Многие из них не выдерживали такого мощного давления, за что подвергались уголовному наказанию или экспроприации имущества. Крестьяне просто-напросто бросали хозяйства. Их насильно возвращали, обрекая на голодную смерть. За невыполнение любых государственных налогов представители власти арестовывали, издевались, пытали крестьян. Документы того времени изобилуют фактами избиений. Людей сажали на раскаленные печи, привязывали к лошадям, пуская их вскачь, загибали ноги за голову, зажимали пальцы в двери, убивали палками за пучок зеленого лука, горсть кукурузы. Жен заставляли разводиться с мужьями, детей отказываться от родителей. Суды и внесудебные органы рассматривали дела крестьян — «государственных преступников» — вне всякой очереди. Прокуратура пристально следила за тем, чтобы органы ГПУ не ослабляли репрессий. Крестьян довели до такого состояния, что они покорно подчинялись самым диким издевательствам, считая, что «раз это делают коммунисты, то имеется такая установка партии и правительства». Село буквально вымирало, массовым явлением стало трупоедство, людоедство69.

В отчаянии крестьянин села Морозово Хортицкого района Иоган Завадский отправил письмо в «Немецкую центральную газету»: «У нас в СССР величайший в мире голод и нужда. В нашем селе ранее было 103 семейства, а сейчас осталось только 18; остальные выдохли, причем резали и поедали детей. Я сам задушил и съел свою трехлетнюю дочь. После этого у меня нет больше охоты жить. Все это принес с собой советский строй, за это мы можем его благодарить».

Представители власти охарактеризовали письмо как «контрреволюционное по своей сути и форме», а его автор получил ярлык «подкулачника»70.

Особенно пострадали от голода крестьяне Высокопольского, Люксембургского, Молочанского районов, где вымирали целые семьи, дети перестали ходить в школу, лежали дома пухлыми. Органы ГПУ отмечали здесь многочисленные случаи каннибализма71.

59

По данным ГПУ УССР, в марте 1933 года в Высокопольском районе от голода умерло 106 человек, состояние еще 162 оценивалось как безнадежное.

Сложно подсчитать, сколько погибло от голода людей, в т. ч. немецкого населения. По данным статистики, в 1933 году в городах Украины умерло 1,7 тысячи немцев, в сельской местности —

12 тысяч. Однако, статистические сведения вряд ли верно отражают действительное положение вещей. Исследователи называют разные данные о количестве умерших от голода в Украине в 1932-1933 годах — от 3,5 до 8-9 миллионов человек72.

Протесты населения власти подавляли репрессивными мерами.

Продолжая выявлять контрреволюционные формирования, «возникшие на почве голода», органы ГПУ определили для себя, что «вдохновителем и руководителем повстанческого движения являются пасторы, кистеры и сектантские проповедники. Националистическая работа проводится через кулачество и антисоветский актив в колхозах».

В центр докладывались данные на сотни арестованных. Например, Донецкий губотдел ГПУ разоблачил в Ровенском районе кулацкую группировку во главе с Ф.П. Іольбехом, арестовав

13 колонистов Лисичанского района, объединившихся в повстанческую организацию. В списках ГПУ УССР на 92 человека, составленных в октябре 1933 года, значились командир отдельной роты связи 43 полка, сын кулака A.A. Дуккарт; бывший органист костела, сын арендатора, проводивший националистическую работу среди колонистов, А.И. Беккер; крупный помещик И.А. Шард; пастух, бывший крупный кулак В.М. Брильц; учитель из Каховки И.И. Фишер и др.73.

Прослеживается тенденция властей объединять многочисленные антисоветские выступления крестьян в мощные «формирования», преследовавшие цель свергнуть советскую власть путем вооруженного восстания. Как создавалась одна из таких — «укра-ино-немецкая контрреволюционная повстанческая организация», — можно проследить по материалам уголовного дела. Весной 1933 года ГПУ арестовало 134 человека немцев и украинцев, которые, «ориентируясь на фашистскую Германию», проводили «вербовочную работу в немецких колониях». Деятельность организации, якобы, осуществлялась под лозунгом борьбы за отторжение Украины от СССР и восстановления «независимой

60